«Ночная галлюцинация», возникшая в ночи, принесла нам черных призраков, вестников преступления. Лотта Эйснер имела все основания писать, что в «этом фильме двусмысленность поведения теней способствует мыслям фрейдистского толка», а французского критика из «Синэ-магазин» (23 апреля 1926 года) фильм вдохновил на рассуждения, опубликованные под заголовком «Теории профессора Зигмунда Фрейда и «Ночная галлюцинация»:
«Внимательно читая работы венского профессора Зигмунда Фрейда, мы увидим, что связь мыслей и подсознательных образов, обнаруженная этим ученым, может быть превосходно иллюстрирована кинематографическими образами. Это поняли и уже осуществили многие немецкие кинематографисты в высшей степени оригинальных и специфических лентах: «Ванина», «Усталая смерть», «Улица», «Калигари», «Кабинет восковых фигур», «Руки Орлака», «Последний человек» и особенно «Ночная галлюцинация», самый комичный из перечисленных фильмов и наиболее удачная экранизация фрейдовской символики. <…>
Выражение наших неудовлетворенных желаний посредством ошибок или сновидений позволяет нам сладостно грезить, что вполне поддается воспроизведению на экране. Одержимые видениями герои «Ночной галлюцинации» отдают себе в этом отчет, как и каждый, кто в этом напичканном всякой всячиной фильме разглядел ту любопытную главу из «Введения в психоанализ», что посвящена символике сновидений».
Ортодоксальный экспрессионизм был в моде относительно недолго. На смену огням, нарисованным на холсте, вскоре пришла электроаппаратура, придавшая декорациям трехмерность. Верные чудовищам, преступникам-садистам, призракам, романтичным ужасам, эти фильмы трансформировались в чисто декоративные произведения. «Кабинет восковых фигур» (1924), в котором Пауль Лени в стиле «гран Гиньоль» отменно воспроизвел Гарун аль-Рашида, Ивана Грозного и Джека-Потрошителя, оказался лебединой песней экспрессионизма.
Лени, этот знаток пластичности изображения, родился в Штутгарте в 1885 году и получил образование художника-декоратора в Берлине — среди его учителей и Макс Рейнхардт. Участвовал в группе «Штурм». Работал в кино с 1914 года в качестве художника, специализировавшегося по рекламным афишам к фильмам. Кроме того, занимался живописью и декорациями. Анри Ланглуа говорит, что роль Лени была определяющей в ряде фильмов Освальда и Э.-А. Дюпона. После войны Лени работал попеременно в «Глории» декоратором и в «УФА» режиссером. О «Заговоре в Генуе», (1921), одном из его первых фильмов, журнал «Лихт-бильд-бюне» писал, что Лени мастерски избегал «заснятого театра — пути, на который его толкали живописная подготовка и чутье художника, мастера пластического изображения». В том же году Лени участвовал как декоратор в постановке фильма Леопольда Йесснера «Черный ход» [304]
.Сюжет фильма «Кабинет восковых фигур», придуманный Хенриком Галееном, можно изложить так:
«Молодой поэт (Вильгельм Дитерле[305]
), которому поручено подготовить тексты к экспонатам, выставленным в ярмарочном балагане, встречается в своих сновидениях с приключениями и преступлениями Гарун аль-Рашида (Эмиль Яннингс), Ивана Грозного (Конрад Фейдт) и Джека-Потрошителя (Вернер Краусс)».Четвертая новелла, посвященная Ринальдо Ринальдини, разбойнику из популярного немецкого романа, была намечена с участием Вильгельма Дитерле в двойной роли — поэта и Ринальдини. Но во время съемок возникли денежные затруднения и от четвертой новеллы пришлось отказаться. Продюсером своего фильма фактически стал Пауль Лени, ибо съемки совпали с началом депрессии, охватившей Германию в 1922–1924 годах. В конце концов фильм вышел в прокат через «УФА» в конце 1924 года. Генрих Френкель[306]
относит возникшие финансовые трудности за счет светового решения лучших эпизодов фильма, в частности новеллы о Джеке-Потрошителе, которая «была снята на черном бархатном фоне, и именно благодаря этому фону режиссер достиг поразительной фантастичности изображения».Кроме этого эпизода, смонтированного энергично и впечатляюще, в фильме примечательно вторжение бесформенной декорации, вычурной и причудливой. Сбежавшие из кабинета восковых фигур Иван Грозный или Джек-Потрошитель устанавливают на земле режим невероятной жестокости и пыток, описанных маркизом де Садом. В сопоставлении с этими ужасами эпизод из «Тысячи и одной ночи» привносит несколько тяжеловесное веселье.
«Фильм Лени, — писал критик журнала «Фильм курир» (№ 270 за 1924 год), — похоже, возник на складе сантиментов: можно подумать, что его автору нравится этот бессвязный, но утонченный стиль, окрашенный жаждой пышной и веселой жизни. Это подлинный суп стилистических направлений, отлично приготовленный и хорошо приперченный. Сценарий Галеена воспринимается как фельетон со всевозможными декоративными и стилистическими украшениями, как «желе», которое еще Бодлер рекомендовал своим ученикам, как ветер, несущий нас от ужаса к гротеску».
Экстравагантная вычурность и жестокость изображенных тиранов придали «Кабинету восковых фигур» особую значимость и побудили Рудольфа Куртца написать: