То отрок плыл, смеясь черными глазами,И ветки черные усов сливались с звездными лозами.Я, звездный мир зная над собой, была права,И люди были мне, березке, как болотная трава.Неслышна ли ночь, незрима топь,Но что это? Переживаем ли мы вновь таинственный потоп?Почувствуй, как жизнь отсутствует, где-то ночуя,И как кто-то другой воскликнул: так хочу я!Люди стоят застыло, в разных ростах, и улыбаясь.Но почему улыбка с скромностью ученицы готова ответить: я из камня и голубая-с.Но почему так беспощадно и без надеждыУпали с вдруг оснегизненных тел одежды!Сердце, которому были доступны все чувства длины,Вдруг стало ком безумной глины!Смеясь, урча и гогоча,Тварь восстает на богача.Под тенью незримой ПугачаОни рабов зажгли мятеж.И кто их жертвы? Мы, те же люди, те ж!Синие и красно-зеленые курыСходят со шляп и клюют изделье немчуры,Червонные заплаты зубов,Стоящих, как выходцы гробов.Вон, скаля зубы и перегоняя, скачет горностаев снежная чета,Покинув плечи, и ярко-сини кочета.Там колосится пышным снопом рожь,И люди толпы передают ей дрожь.Щегленок вьет гнездо в чьем-то изумленном рту,И всё перешло какую-то таинственную черту.Лапки ставя вместе, особо ль,Там скачет чей-то соболь.И козочки ступают осторожно по полу,Глазом блестя, оставив живопись,А сова, раньше мел, – над ними крыльями хлопала.О спутник мой, крепись!Щегленок – сын булавки!И всё приняло вид могильной лавки!Там в живой и синий ленРаспались женщин кружева.И взгляд стыдливо просветленТой, которая, внизу камень, взором жива.От каждой шеи, от каждой выиВспорхнули тени. Зачем живые?Все стали камнями какого-то сада,И звери бродят скучные среди них – какая досада!В ее глазах и стыд и нега,И отсвет бледный от другого брега.Ей милостью оставлен легкий ток,Полузаслоняя вид нагот.Взор обращен к жестокому Судье.Там полубоязливо стонут: Бог,Там шепчут тихо: Гот,Там стонут кратко: Дье!Это налево. А направо люди со всем пылом отдались веселью,Не заметив сил страшных новоселья.
Спутник
Бежим! Бежим отсюда, о госпожа!
Маркиза Дэзес
Но что это? Ты весь дрожишь? Ты весь дрожа?Но спрашивать не буду. Куда же мы идем, мой «мой»?