Том 4. Драматические произведения

Друг(насмешливо). Виноват. Может быть, ваша спутница не знает, что у вас есть жена?

Фаина. Я знаю.

Друг. Ах, вы знаете? И тем не менее, отвлекаете его от семейных обязанностей? Я хочу говорить начистоту. Герман, эта женщина…

Герман. Все, что вы скажете мне, я знаю. И потому — замолчите.

Друг. Мне вовсе не так приятно напоминать вам о том, что вы забыли. Но — это мой священный долг — я друг ваш. И во имя его — я прошу вас по крайней мере выслушать меня.

Герман. Я знаю все, что вы хотите сказать. Не могу и не хочу терять времени с вами: вы хотите, чтобы я оставил эту женщину и вернулся к своей жене?

Второй друг. Но, позвольте…

Герман. Не позволю. Я никому не давал права вмешиваться в мою жизнь. Я ничего не скрываю. Вас, по-видимому, беспокоит присутствие Фаины около меня? Ну, так знайте и слушайте (встает, поднимает бокал и читает, глядя е упор на Фаину)

Пусть минули и счастье и слава,
И звезда закатилась моя,
Ты одна не взяла себе права
Поносить и тревожить меня…

Пусть клевещут бесстыдные люди,

Помогая жестокой судьбе —
Не пробить им закованной груди:
Ей защитой — мечта о тебе.

Из людей — ты одна мне не льстила,

Между женщин — осталась верна;
Ты в разлуке меня не забыла,
Клеветам не вняла ты одна…

Средь обломков и дикой пустыни

Я без страха и гордо стою:
Не отбить им последней святыни —
Не утрачу любовь я твою!

И пустыни той вид не печален,

И обломки те дороги мне,
И блестит из-под груды развалин
Бриллиант, невредимый в огне!

Бросает бокал.

Фаина. Как хорошо!

Второй друг. Очень недурно. Чьи это стишки?

Герман. Это — стихи Байрона.

Третий друг. Совершенно верно, это юношеское произведение Байрона. Позвольте познакомить вас с его происхождением: великий поэт создал эти строки в 1816 году в Италии. Стихотворение называется «Стансы к Августе» и обращено к сводной сестре Байрона…

Герман. Я не затем читал эти стихи.

Фаина. Герман, все друзья у тебя такие?

Герман встает. Вслед за ним друзья.

Второй друг. Очень жаль. Мы нарушили приятный tete-a-tete…

Друг. Какая несправедливость! Я всегда желал вам добра. Вы платите мне сатирой!

Фаина. Герман. Мне скучно с ними.

Герман. Вы слышали, что сказала она? Ее слово — закон. Оно должно, быть законом — для всех.

Друг. Вы могли бы помнить хоть правила вежливости…

Герман. Я не знаю, вежливо ли врываться в чужую жизнь? Презирать женщину, которой вы не знаете? Хозяйничать и наводить порядок в чужой душе?

Третий друг. Но ведь мы — друзья твои…

Герман. Поймите, вы смешны, вы — давно умерли. Таких, как вы, бичевали в старых романах. Но вы нужны мне и вечно нужны миру лишь затем, чтобы точить на вас новую, творческую злобу!

Второй друг. Мы пришли не ради тебя, но ради несчастной, оскорбленной жены твоей, которую ты променял на эту цыганку…

Герман. Идите все прочь от меня! Все равно — все, кто лжет и кто говорит правду — все, все! Я остаюсь один с этой женщиной! И знайте, что хорошо мне, сладко мне, свободно — с мятежной злобой моей! (Кричит через стол, вслед уходящему другу.) Если ты еще друг мне, — передай святой, чистой, прекрасной жене моей Елене, что я больше не вернусь к ней — никогда! — Боже мой! Боже мой! Как же узнать, что добро и что зло!

Склоняется на стол и роняет лицо на мучительно сжатые руки. Фаина смотрит на него внимательными глазами.

Фаина. Тише. Тише. Твои добро и зло — слова.

<Седьмая картина>

<Герман>