Том 4. Драматические произведения

Фаина опускается в кресле и бледнеет. Лицо у нее теперь простое, почти — детское: лицо прекрасной женщины, которая устала и не хочет нравиться.

Тихо, никем не замеченный, входит Герман с кровавой полосой на щеке. Он останавливается в самом темном углу, смотрит на Фаину сзади и слабо отражается в зеркале. Но зеркало заслонено старухой, и Фаина не видит Германа.

Фаина

Рассказала бы сама, да словами сказать не умею. А хорошая сказка: как весна была, ветер плакал, а молодица на берегу ждала… И плывет к ней на льдине такой светлый… так и горит весь, так и сияет… будто сам Иисус Христос… Только вот — слов не подобрать… (Задумывается.) Верно, скучают без меня парни… А мне их не надо. Никого мне не надо. Стояла над рекой, да ждала… Люблю я свою реку, старуха…

Старуха

Река хорошая, полноводная…

Фаина(смотрит в зеркало)

Давай погадаем, как, бывало, гадала на Святках, — не увижу ли в зеркале жениха? Только у меня тогда такого зеркала не было… Нет, не вижу… Отойди, старуха: тебя только и вижу за собой. Какая ты старая, сморщенная…

Старуха(отходит)

Старая, дитятко, старая…

Фаина(всматривается)

Не обмани, зеркало: кого увижу, тот и будет жених. (Вскрикивает.) Господи!

Старуха

Что ты, дитятко?

Фаина

Вот страшно, родная, вот страшно…

Старуха

Что ты, что ты, господь с тобой…

Фаина

Смотри, старуха: видишь, какой стоит? На щеке — черная полоса. С нами крестная сила! Не хочу такого!.. Не хочу!.. (Герман делает шаг вперед.) Смотри, идет, идет… Ах, вот что! (Ее глаза загораются гневом; она оборачивается.) Кто тебя впустил?

Герман

Сам пришел.

Фаина

Как же ты посмел?

Герман

Хочу смотреть на тебя.

Фаина

Хочешь — ударю еще?

Герман

Бей.

Фаина(встает)

Вот какой ты? Кто же ты такой?

Герман

Человек.

Фаина

Человек? В первый раз слышу. — У тебя лицо в крови.

Герман

У меня — сердце в крови.

Фаина

Так ты — человек? Хорошо, посмотрим. (Она берет его за руку и с минуту пристально смотрит ему в глаза; он выдерживает взгляд этих огромных, безумных и втайне печальных глаз.) Влюбился? А если мне с тобой скучно станет?

Герман

Скучно станет — прогонишь. — Я много понял. Тут все только и начинается. С тех пор, как ты ударила меня бичом.

Фаина(с улыбкой)

Что начинается-то? Как влюбился… а за что? Я своего лица не люблю: видишь, какая я усталая, бледная. В меня только издали влюбляются. — А подойдут, и сейчас прочь отойдут. Да разве в меня можно влюбиться? Я — случайная.

Герман

Ты — вечная. Как звезда.

Фаина(смеется)

Как звезда. Звезда падучая… Ну, прости, что я тебя ударила… иди…

Герман

Куда я пойду?

Фаина задумалась. Герман отходит к двери.

Фаина

Куда ты?

Герман

Ты велела уйти.

Фаина(встает)

А может быть, я все неправду сказала! Ты думаешь, правда, я не люблю своего лица? Думаешь, мало мне руки целовали? Миллион раз. Только я — не хочу. Мне надо просто, ласково. Как молитва. Никто не достоин!

Герман(тихо)

Прощай.

Фаина

Постой. Ты боишься меня? Подойди… вот сюда… сюда… У тебя в глазах что-то… простое: как ни у кого… (Она поворачивает Германа за плечи и смотрит ему в глаза смеющимися, суженными глазами. Он закрывает глаза. Тогда она обвивает его шею руками и с жадным любопытством целует в губы.) Ну, поцеловала, и что же? Больше ничего! А ты думал, что-нибудь? Эх, ты!

Пятая картина

Широкий пустырь озарен осенней луной. — На втором плане — какое-то заколоченное здание. Вокруг пятна лунного света. От здания к первому плану спускается пологая площадь, на которой разбросаны груды щебня, кирпичи и бревна, а местами растет пышный осенний бурьян. За углом здания открывается просторная даль.