Том 4. Элмер Гентри

«Пишущий эти строки — честный и стойкий христианин, которому хочется сказать вам, Гентри: единственное, что можно считать пристойным и уместным в вашей утренней проповеди в воскресенье, были заключительные слова: «Давайте же помолимся», — но только вам скорее следовало бы сказать: «Давайте же я буду морочить вам голову»[170]. Своими малодушными восторгами по поводу радостей рая и боязнью подчеркнуть ужасы ада вы вызываете у людей беспечное, самодовольное настроение, в котором легко поскользнуться и впасть в грех. Вы притворяетесь, будто всерьез верите каждой букве писания, — на самом же деле вы атеист в овечьей шкуре. Я сам служитель божий и знаю, что говорю.

Ваш

Элмон Джуингс Стрейф».

«Слышал в это воскресенье вашу дрянную старомодную проповедь. Вы выдаете себя за либерала, но вы просто-напросто узколобый консерватор! Никто больше не верит буквально в рай или ад, так что вы сами делаете себя посмешищем вашими рассуждениями. Проснитесь и займитесь-ка основами современных наук.

Студент»

«Дорогой брат, ваша проповедь о рае в прошлое воскресенье была изумительна — я лучшей никогда не слышала. Я уже старуха, и здоровьем не могу похвастаться, и в моих болезнях и горестях — в особенности из-за внука, который стал пить, ваши чудесные слова дают мне такое утешение, что нельзя описать.

Ваша восторженная почитательница

м-с Р. Р. Гоммери».

Предполагалось, что на все эти письма, кроме, конечно, злобных анонимных, он должен отвечать, — отвечать, сидя в своей душной конторе, лицом к полке с книгами в черных переплетах и диктуя плаксивой мисс Бандл, которая вечно перевирала адреса, вечно печатала без интервала там, где надо было дать разрядку, и добивалась нужной скорости в печатании тем, что пропускала большую часть глаголов и прилагательных.

VI

Если Элмер был раздражителен и в будние дни, то воскресенья были для его запуганного семейства сущим адом, когда главное было не попадаться ему на глаза, а сам Элмер всякий раз переживал то напряжение, которое переживает актер в день премьеры.

В семь утра он уже сидел за столом, просматривая заметки для проповеди, готовясь к речи в воскресной школе и рыча на Клео:

— Господи боже, хоть сегодня могла бы подать завтрак вовремя!.. И неужели, черт побери, тебе трудно вызвать истопника, чтобы мне не приходилось замерзать, когда я работаю?

В без четверти десять он уже был в воскресной школе, и ему часто приходилось самому проводить занятия по изучению библии с огромным классом, объясняя наиболее туманные места, основываясь на своих познаниях древнееврейского и древнегреческого языков, недоступных пониманию мирян.

Утренняя церковная служба начиналась в одиннадцать. Теперь, когда его аудитория часто составляла уже тысячу человек, Элмер, украдкой выглядывая в зал из своего кабинета, испытывал профессиональный страх перед выходом на сцену. Сможет ли он овладеть их вниманием? Ах, дьявольщина, да что ж это он собирался сказать о причастии? Он не мог вспомнить ни слова!

Нелегко было снова и снова убеждать тех, кто еще не обрел спасения, выходить вперед, и убеждать так, будто он действительно верил, что они выйдут, и будто ему не было решительно все равно, сделают они это или нет. И в день причастия, когда прихожане стояли на коленях вокруг алтаря, было совсем нелегко удержаться от смеха, глядя на ханжеские лица и строго поджатые губы достойных братьев, которые, как он знал, были в миру прожженными мошенниками.