Том 4. Элмер Гентри

— Да, сэр, одного наша страна, в сущности, никак не может усвоить — того, что стабилизация английского фунта благоприятно влияет на нашу торговлю с Англией.

— Я им ответил, что не только не отказываюсь признавать прав трудящихся, но даже сам, можно сказать, вышел из рабочей среды и делаю для рабочих все возможное, но слушать кошачий концерт наемных агитаторов из так называемых профсоюзов — ну нет, увольте. А если им не нравится мой образ действий…

— Началось-то с семидесяти трех с половиной, но зная, как было дело с сарацинскими…

— Да, сэр, на Пирс-Эрроу можно вполне положиться, вполне…

Элмер испустил юношески-страстный, трепетный вздох. Подумать только, так близко от него — рукой подать — силы, которые правят Зенитом и думают за него, правят всей Америкой и думают за всю Америку! Ему так хотелось побыть здесь еще, но его призывало дело, хоть и явно недостойное его талантов: надо было подготовить краткую, но содержательную речь о миссионерской работе среди индейцев-диггеров.

«Когда-нибудь, — радостно мечтал он по дороге домой, — я буду на равной ноге с самыми избранными из них. А когда стану епископом, то, будьте уверены, от меня никто не услышит нудных слов о методах преподавания в воскресной школе. Начну принимать у себя сливки — сенаторов и прочих… У Клео на большом званом обеде в хорошем туалете будет вид что надо… Если б еще только не корчила из себя чопорную гусыню… Ну, ничего, может, она умрет к тому времени. Тогда, думаю, надо будет взять жену из епископального прихода… Интересно, дали бы мне эти ночные колпаки епископство, если переметнуться в епископальную? Классная штука! А впрочем, нет. Методисты сильнее. А потом в епископальной вряд ли дадут по-настоящему, крепенько пройтись с кафедры насчет греха и пороков…»

II

Три года назад Джилфезерская «Шатоква[189] корпорейшн», которая проводит свои однонедельные сессии в маленьких городках, не проявила никакого интереса, когда Элмер ясно дал понять, что в душе его созрело Слово к Американской Молодежи, которое, по его скромным подсчетам, должно стоить что-нибудь около ста долларов в неделю, и что он будет рад хоть сейчас же понести это Слово в гущу упомянутой молодежи. Но вот, когда, стерев с лица земли порок в Зените, Элмер завоевал себе славу в веках и даже два-три столбца в газетах Нью-Йорка и Чикаго, тут Джилфезерская Корпорация взглянула на него иными глазами. К нему приходили, его донимали просьбами, ему предлагали двести долларов в неделю, исполинский шрифт в афишах и трехмесячный контракт.

Но Элмеру не хотелось просить у своего попечительского совета трехмесячный отпуск. Он задумал другое: через год или два провести лето в Европе. Широкое и непосредственное знакомство с европейской культурой даст ему именно тот лоск, которого ему сейчас только и не хватает, чтобы занять любую церковную кафедру в стране. Впрочем, он все-таки согласился заменить со второй половины августа и по первую неделю сентября джилфезерскую звезду — доктора медицины, доктора остеопатии, доктора естественных наук Дж. Торстона Уоллета, который приводил в восхищение тысячные аудитории своей остроумной и поучительной лекцией «Диета или Смерть — Природа или Гибель», пока, к несчастью, не заболел в Повосси (штат Айова), объевшись неспелыми дынями.

Элмер наметил провести август со своим семейством в Северном Мичигане, причем наметил с величайшим неудовольствием, потому что, если в городе, где были и работа, и общественные дела, и Лулу, Клео еще можно было как-то терпеть, то жить целый месяц, не имея возможности уйти от ее постной, увядшей физиономии и плаксивого голоса, — это было тяжкое испытание даже для Профессионального Добродея.

Объяснив жене, что его призывает долг, он поспешно снялся с места и уехал, задержавшись лишь для того, чтобы успеть взять в публичной библиотеке несколько книг, которые вдохновляли бы его при подготовке к лекциям Шатоквы.

Он был в восторге — приключения, деньги, слава в новых местах, аудитория, для которой не надо будет придумывать свеженьких примеров «из личного опыта». А кроме того, как знать, не найдет ли он и подругу, которая поймет его и добавит к его мощному и мужественному таланту недостающий ему легкий, нежный оттенок женственности. Пора сознаться, что Лулу надоела ему почти так же, как Клео. Он мысленно рисовал себе образ этой подруги — быть может, пианистка Шатоквы или певица-сопрано, чревовещательница, исполнительница сольных номеров на музыкальной пиле… Неожиданная и волнующая встреча в янтарном освещении парусинового шатра… Встреча двух родственных, чистых и одиноких душ, словно после долгой разлуки…

И он, конечно, нашел.

III