Том 4. Любавины

Девушка говорила без умолку. Про Сибирь, про счастье, про Джека Лондона... Кузьма скоро устал от ее трескотни и сидел, откинувшись на спинку кошевы, смотрел на верхушки деревьев в белых шапках.

Девушку звали Галина Петровна Кравченко.

Эту Галину Петровну Кузьма встретил в уездном городе и уговорил ехать в Баклань учительствовать. Школа не была готова – оставались внутренние работы. Но Кузьме не терпелось начать учить. Решил, что пока возьмутся за взрослых: вспомнил об удостоверении, выданном ему и дяде Васе обществом «Долой неграмотность».

Галина Петровна приехала в Сибирь с отцом, которого направили сюда с Украины. Он был секретарем укома.

Ей было двадцать пять лет, о чем Кузьма узнал с удивлением: на вид восемнадцать-девятнадцать, не больше. Первое, что она спросила:

– У вас там, кажется, стреляют?

Кузьма поймал ее на слове:

– Боитесь? Так и скажите.

– Я?

– Не я же.

– Вы так думаете?

– Думаю.

– Хм... – большущие глаза Галины Петровны просто кричали: «Учтите, я никогда ничего не боюсь!» – Поехали.

Поначалу Кузьма пытался объяснить ей сложность ее работы. Люди взрослые, люди никогда книжку в руках не держали... Но это еще ничего. Над теми, кто вздумает увлечься книжками, смеются. Вообще считается, что грамота – дело не крестьянское.

Галина Петровна слушала рассеянно.

– Не открывайте мне, пожалуйста, Америк.

«Ох ты!» – изумился про себя Кузьма.

Остальную часть пути говорила она.

– Жить нужно для людей – это высшее счастье, которого, кстати, не понимал Джек Лондон, потому что его герои живут только для себя. Какое это счастье – жить для людей!

«Дуреха... будто это так просто», – думал Кузьма.

Приехали под вечер, когда воздух стал синим, а звуки глухими и неразборчивыми.

Кузьма повез Галину Петровну к себе.

Клавдя, увидев незнакомую девушку с Кузьмой, почему-то испугалась, уставилась на нее вопросительными глазами.

– Здравствуйте! – звучно поздоровалась Галина Петровна и улыбнулась.

Кузьма долго не объяснял, кто она такая, хлопотал около нее: раздевал, устраивал вещи... Краем глаза наблюдал за домашними. Особенно смешно выглядела Агафья: вся наструнилась, поджала губы и внимательно разглядывала городскую, готовая в любую минуту выставить ее за дверь.

«Да-а... эти бабоньки, случись что-либо – отравят либо зарубят ночью топором», – думал Кузьма.

– Новая наша учительница, – пояснил он наконец, когда Галина Петровна разделась и прошла в передний угол (своими огромными глазами она так и не увидела, какое внесла замешательство).

– Так, – сказал Николай, приподымаясь с кровати и вытаскивая из-за голенища кисет. – Учить будешь?

– Да, – сказала Галина Петровна. – Пока – вас, взрослых.

– А работать заместо нас кто будет?

– Как?.. – Галина Петровна на секунду растерялась, но тут же ослепительно улыбнулась. – Никто. Вы сами.

– Так мы же все ученые будем.

– Ну, до ученых вам далеко. Учеными вы не будете, а книжки читать будете. Это разве плохо – книги читать?

– А зачем?

– Интересно. Вообще необходимо.

Кузьма во время этого разговора стаскивал книги в избу и складывал на лавку.

Николай нагнулся, достал одну, полистал.

– Что тут интересного, я вот чего не пойму? – снова обратился он к учительнице. – Меня иной раз даже зло берет. «Интересно! – кричат. – Интересно!..» А я, к примеру, всю жизнь прожил без них – и хоть бы что.

Галина Петровна легко поднялась с лавки, взяла у него из рук книгу посмотрела заглавие.

– Хотите, почитаю?

– А ну! – Николай тряхнул головой и сощурил глаза.

– Сейчас... – она быстро зашуршала страницами, отыскивая нужное. – Ну вот... «Человек в футляре» называется.

– Как это в футляре?

– Ну... знаете, что такое футляр?

– Нет.

– Это оболочка, одеяние... Футляром можно накрыть что-нибудь... Что бы такое... – Галина Петровна стала осматриваться по избе.

– Вроде тулупа? – догадался Николай.

– Не совсем...

– Ну, шут с ним, с футляром, – великодушно сказал Николай. – Читай.

– Да нет, тут весь смысл в этом. Как же?

– Что-нибудь другое, – подсказал Кузьма.

Галина Петровна подсела к книгам, стала выбирать.

Агафья снисходительно улыбалась, глядя на нее. Клавдя поднялась, накинула на себя вязаный платок – чтобы большой живот был не так заметен, – опять села.

– Вот! – Галина Петровна вышла на середину избы с книжкой в левой руке, чуть расставила ноги, чуть откинула голову, отвела правую руку – «Погиб поэт!..» «Смерть поэта» называется, – прервала она себя.

Погиб Поэт – невольник чести –
Пал, оклеветанный молвой,
С свинцом в груди и жаждой мести,
Поникнув гордой головой!..

Она хорошо читала – громко, отчетливо, чистым сильным голосом. Понимала, что читает; глаза возбужденно сияли. Она не стеснялась, поэтому было приятно смотреть на нее.