Том 4. Мио, мой Мио! [Мио, мой Мио! Братья Львиное Сердце. Ронья, дочь разбойника. Солнечная Полянка]

Снова послышалось ржание Мирамис. Мне почудилось, будто она кричит: «Мио, неужели ты не поможешь мне?»

— Идем, — сказал Юм-Юм, — посмотрим, что они делают с Мирамис.

Мы карабкались во мраке по скалам. Мы ползли, цепляясь за острые уступы. Я ободрал пальцы в кровь, но был в таком отчаянии, что даже не почувствовал боли.

Я увидел Мирамис на вершине скалы: она казалась такой белой в темноте. Моя Мирамис, самая белоснежная, самая прекрасная лошадь в мире!

Она громко ржала и вставала на дыбы, стараясь вырваться на волю. Но пятеро стражников окружили ее со всех сторон. Двое тянули за узду. Бедная Мирамис была напугана до смерти. Ничего удивительного! Страшно было смотреть на этих черных стражников и слышать, как они переговариваются своими жуткими хриплыми голосами. Юм-Юм и я осмелились подползти совсем близко; мы лежали, укрывшись за скалой, и слышали все, что говорили стражники.

— Лучше всего переправить ее Мертвым Озером в черной ладье, — сказал один.

— Да, по Мертвому Озеру, прямо к рыцарю Като, — сказал другой.

Я чуть было не закричал, чтоб они отпустили мою лошадь. Но удержался. Кто сразится с рыцарем Като, если стражники схватят меня? О, почему именно я должен сразиться с рыцарем Като?

Укрывшись за скалой, я раскаивался в том, что сделал. Почему я не остался дома с отцом? Тогда никто не посмел бы отобрать мою Мирамис! Над озером разносились крики заколдованных птиц. Какое мне дело до них! Пусть они останутся заколдованными навечно. Только бы мне вернули мою Мирамис с золотой гривой.

— Кто-то нарушил границу, — сказал один из стражников. — Кто-то прискакал на белой лошади. Враг среди нас.

— Хорошо, если враг среди нас, — сказал другой. — Тем скорее мы схватим его. Тем скорее рыцарь Като раздавит и уничтожит его.

Я вздрогнул, услыхав эти слова. Враг, который нарушил границу, был я. Тот, кого раздавит и уничтожит рыцарь Като, был тоже я. Ах, как я раскаивался в том, что пришел сюда! Я хотел обратно, к отцу. Ведь он, наверно, беспокоится и скучает обо мне, думал я. Как бы мне хотелось, чтоб он был здесь и помог мне! Как бы мне хотелось поговорить с ним, хоть немножко! Я бы сказал ему:

— Знаю. Ты хочешь, чтоб я сразился с рыцарем Като, но, пожалуйста, избавь меня от этого! Помоги мне вернуть Мирамис и позволь нам уйти отсюда! Ты ведь знаешь: своей лошади у меня никогда не было, и я так люблю ее. Ты знаешь: отца у меня тоже никогда не было. А если рыцарь Като схватит меня, нам не быть с тобой вместе. Помоги мне выбраться отсюда! Не хочу здесь дольше оставаться! Хочу быть с тобой! Хочу вместе с Мирамис вернуться домой на Остров Зеленых Лугов…

И вот, когда я лежал, укрывшись за скалой, и думал обо всем об этом, мне почудилось, будто я слышу голос моего отца-короля.

— Мио, мой Мио! — сказал он.

Только и всего. Но я понял: отец хочет, чтоб я был храбрым, не валялся бы здесь за скалой, не плакал и не кричал, как маленький ребенок, если даже они отнимут мою Мирамис. Ведь я — рыцарь! Я уже не тот Мио, который строил шалаши в саду среди роз и бродил, играя на флейте, по холмам Острова Зеленых Лугов. Я — рыцарь, добрый рыцарь, а не злой, как рыцарь Като. А рыцарь должен быть мужественным и не плакать.

Я больше не плакал, хотя видел, как стражники заставили Мирамис — она страшно ржала — спуститься вниз к озеру и погрузили ее на борт большой черной ладьи. Я не плакал, когда стражники сели на весла и я услыхал мерные всплески темной воды под ударами весел. Все глуше и глуше слышались всплески воды, и, прежде чем ладья скрылась из виду и исчезла во мраке, с озера донеслось последнее, далекое и отчаянное ржание, но я не плакал. Рыцари не плачут!

Неужели я не плакал? Сказать по правде, плакал, да еще как! Укрывшись за скалой, прижавшись лбом к каменистой земле, я громко ревел, никогда еще я так не ревел! Добрый рыцарь всегда говорит правду. По правде сказать, я плакал навзрыд. Вспоминая преданный взгляд Мирамис, я просто обливался слезами. Может, мои слезы тоже были кровавыми, как слезы тех белоснежных лошадей, которые плакали о своих жеребятах. Кто знает? В ночном мраке трудно было разглядеть. Моя Мирамис с золотой гривой! Она исчезла, и, верно, я больше никогда не увижу ее.

Склонившись надо мной, Юм-Юм положил руку мне на плечо.

— Не плачь, Мио! — сказал он. — Пора идти к Кующему Мечи. Тебе нужен меч.

Слезы подступали к горлу, но я взял себя в руки.

— Да, надо найти Кующего Мечи, — сказал я Юм-Юму. — Мрак укроет нас от стражников. Пока не кончилась ночь, надо пересечь Мертвый Лес.

Цепляясь за выступы скал, мы стали спускаться к лачуге Эно. Она стояла мрачная и молчаливая. Мы двинулись дальше в ночную мглу и вышли наконец к лесу. То был настоящий Мертвый Лес: здесь не играл ветерок, не дрожала листва. Да ее и не было. Не было ни одного, даже самого маленького листочка. Одни мертвые черные стволы с черными узловатыми мертвыми ветвями.

— Вот мы и вошли в Мертвый Лес! — сказал Юм-Юм, когда мы проходили меж черных деревьев.

— Войти-то мы вошли, — сказал я. — Но, сдается мне, нам отсюда не выйти.