Том 4. Начало конца комедии

МАНЯ. Там, за зеркалом, что-то есть не только в сказках…

ФАДДЕЙ ФАДДЕЕВИЧ ( отливает из графина в пустую молочную бутылку вина). Тсс, малютка! Это я на потом. Когда от многого берут немножко, — это, некоторым образом, не грабеж, а просто дележка… На утро надо. Никому не скажешь?

МАНЯ. Не скажу. Я знаю, вам поправиться надо будет.

ФАДДЕЙ ФАДДЕЕВИЧ. Эхма, уже образованная; отец пьет?

МАНЯ. Нет, сейчас бросил. У него творческая неудача была, он загудел и по фазе сдвинулся. Потом мама к летчику-испытателю ушла, он и завязал.

ФАДДЕЙ ФАДДЕЕВИЧ. Ты с ним сама осталась?

МАНЯ. Ага. А ваш Пашка кто?

ФАДДЕЙ ФАДДЕЕВИЧ. Замечательный, некоторым образом, парень. Покрути ему шарики, покрути — у тебя получится, а то серьезный очень. Сам с малолетства вором был. Родители-то на целине сошлись, потом производитель где-то за горизонтом сгинул, а мать жива — это точно, в Омске прописана. Мотало ее, мотало по разным стройкам — все себя найти не может, его, некоторым образом, просто под забором бросила — курва, прости за откровенность. Пашка с малолетства правонарушителем рос, а потом одумался — и вот… (смеется) теперь сам в колонии по ним работает, по малолетним. Приголубь его, принцесса, а пока у входной двери рядом с кабаном зеркало видела? Сунь, малютка, за него бутылочку. У тебя неприметно получится. А я уходить буду — прихвачу. Только Пашке не проговорись!

Входит Галина Викторовна. У нее очень красивая прическа.

МАНЯ. Пойду на балкон наводнение смотреть.

ГАЛИНА ВИКТОРОВНА. Если а-ля фуршет, Маня, то надо будет бутерброды делать.

МАНЯ. Я вам не горничная, тетюля! ( Уходит, незаметно прихватив бутылку Фаддея Фаддеевича.)

ГАЛИНА ВИКТОРОВНА. Строптивая девчонка. Ну, а вы мне не помощник, Фома Фомич. Кстати, вам не надо пудры?

ФАДДЕЙ ФАДДЕЕВИЧ. Пардон, мадам, но пудру я уже не употребляю — изжога после нее. А зовут меня Фаддей Фаддеевич.

ГАЛИНА ВИКТОРОВНА. Извините. Имею в виду ваш фингал. Здесь большое общество собирается.

ФАДДЕЙ ФАДДЕЕВИЧ. Зубная паста будет как раз к месту.

ГАЛИНА ВИКТОРОВНА. Тогда пройдемте в ванну.

Павел смущенно топчется за диваном, на котором сидят Варвара Ивановна и Берта Абрамовна.

БЕРТА АБРАМОВНА. Посидите с нами, молодой человек. Этого молодого человека, Варвара Ивановна, Павлом зовут, он белобрысый, сутулится.

ПАВЕЛ ( садится с ними). Спасибо за приглашение, но мне, если конфециально, надо бы за дядей Фаддеем приглядеть…

ВАРВАРА ИВАНОВНА. Кон-фи-ден-циально! А мы вот, Павел, с Бертой Абрамовной боевые подруги. Нас и ранило вместе под Тихвином. Потом, когда я совсем зрение потеряла, Берта Абрамовна меня разыскала. Теперь вместе живем. Мешаю я ей, конечно, ужасно!

БЕРТА АБРАМОВНА. Не надо так! Неверно вы говорите! Мы обе друг другу необходимы!

ВАРВАРА ИВАНОВНА. А Даню и Васю давно знаете?

ПАВЕЛ. Минут пять. Хотя Данилу Васильевича по телевизору видел. Когда «Венеру-шесть» запустили.

ВАРВАРА ИВАНОВНА. Даня никогда не повторял ошибок, которые они совершали вместе с Васей. Вася повторяет. И делает это даже специально. Он этим как бы бросает вызов фортуне. Они ссорились с самого детства: выпихивали друг друга из кроватки, как кукушонок выпихивает воробьят или кого он там выпихивает.

ПАВЕЛ. Сорочат. Мне нравится, что Данила Васильевич альпинист.

ВАРВАРА ИВАНОВНА. Он пошел далеко и пойдет еще дальше, если милиция не остановит, но, мне кажется, он будет бояться смерти больше Васи…

БЕРТА АБРАМОВНА. Расскажите, Павел, толком, с кем вы пришли?

ВАРВАРА ИВАНОВНА. Берта! Да подождите вы! Я же еще не закончила! Ну вот, конечно! Потеряла нить!

БЕРТА АБРАМОВНА. Простите, Варвара Ивановна.

ПАВЕЛ. Дядя Фаддей — индивид, который лишен служебно-общественного карьеризма на сто пр'oцентов.

ВАРВАРА ИВАНОВНА. Проц'eнтов.

ПАВЕЛ. Ага. Я про социально здоровый карьеризм, когда индивид желает вникать в сложность общественного производства. Он подписками торгует. Очередь честно стоит, подписку получит, а потом ее втридорога продаст: чего уж между родственниками темнить…

БЕРТА АБРАМОВНА. Скажите, Павел, на каком фронте ваш дядя воевал?

ПАВЕЛ ( смеется). Ни на каком. Его туда и близко не подпускали. Он по пятьдесят восьмой десятку отбухал. В два срока — по пятерке: до войны и после. Отец в царской конюшне рысакам копыта чистил — вот Фаддеич за него и ответил.

БЕРТА АБРАМОВНА. А где же он в войну был?

ПАВЕЛ. В Игарке пожарником. И награжден памятным нагрудным знаком «Ветеран ПВО Игарки». В форме пятиконечной звезды награда. И вот позавчера значок потерял. И так, если конфециально говорить, переживал, что лег на кровать и сутки носом в стенку лежал и плакал, а потом напился. А я давеча значок нашел. ( Достает значок, показывает Берте Абрамовне.) Только ему не говорите. Это я сюрприз хочу. У него день рождения завтра, а я ему утром — памятный знак!