Читаем Том 4. Наша Маша. Литературные портреты полностью

Сделал не очень приятное открытие. Не всегда мое общество полезно Маше. Вчера мы с ней немножко поссорились, она была почти весь день с матерью, и это благотворно сказалось на ее самочувствии. И спала хорошо, и с аппетитом ела. По-видимому, я ее взвинчиваю. С нею мы все время живем воображением; оба мы, по выражению мамы, фантазеры, а это, как видно, не всегда хорошо, иногда и плохо.

Примирение произошло вечером. Ходили втроем в деревню, где у Машки буквально глаза разбегаются – так много там детей, и особенно почему-то девочек…

. . . . .

Вчера и сегодня стоит изнуряющая жара. Папа отправился сегодня на велосипеде на ту сторону реки Луги и чуть не сгорел – такой испепеляющий зной, такое жгучее солнце.

. . . . .

Много и о многом спрашивает. Но «почему» очень редко, чаще – «что такое». Примерный диалог:

– Папа, а что такое «офицерский дом»?

– По-видимому, это дом, где живут офицеры.

– А что такое «офицеры»?

– Это военные, начальники.

– А что такое «военные»?

– Военные – это люди, которые…

Перебивает:

– А что такое «люди»?

И уже лукавинка в глазах. Узнать интересно, но, пожалуй, еще интересное запутать, заговорить, загнать.

. . . . .

Поминутно бегает на хозяйскую половину. Мы ей запрещаем, но тем чаще она бегает, ибо сладок запретный плод.


19.7.60.


Играл с нею. Она была почтальоном. Приходит и говорит:

– Вы знаете, у меня пожар был. Я теперь у вас буду жить.

– Да что вы говорите? У вас был пожар? И что – много сгорело?

– Все сгорело. И стены, и пол, и кровать сгорели. И труба сгорела. И плита сгорела. И дети мои сгорели.

– Да что вы говорите?! Какой ужас.

– Да! Я им говорила: не трогайте печку. А они трогали. И все сгорели.

– Сколько же их у вас было?

– Пять.

– И все сгорели?

– Все.

– Как же их звали?

– Таня, Оля и Вера.

– Это три. А еще как?

– Еще – не помню. Еще Наташа и Манюся. И все продукты сгорели. И кошка сгорела. И вся посуда сгорела.

– А пожарные были?

– Пожарные не были.


20.7.60.


Вчера мама и тетя Минзамал ездили в город. Перед этим слышал Машкин разговор с мамой.

– Мы уезжаем. Ты останешься с папой.

– Я боюсь.

– Чего ты боишься?

– Я его боюсь. Он опять заставит меня бежать за велосипедом.

То, что мне казалось шутками и баловством, со стороны выглядело совсем по-другому. Учел это и не только не заставил ее бежать, а полчаса возил на велосипеде новым способом: я – в седле, она – на багажнике. Конечно, с таким ценным грузом за спиной надо ездить очень осторожно.


21.7.60.


Третьего дня мама куда-то уходила, Машка провожала ее до калитки. Слышу – рев. Выбегаю в сад, вижу – в руках у Машки альбом для рисования. Идет и плачет:

– Что с тобой?

Думал – жалеет, что мать ушла.

– Я… я… кофточку синенькую рисовала и нечаянно лицо девочке закрасила!..

В таких случаях говорят: «Мне бы ваши заботы, господин учитель».


22.7.60.


Днем лежала у себя в кроватке. Не спит, думает о чем-то.

Пришла мама, спрашивает:

– Машенька, ты о чем думаешь?

– Я думаю: есть ли в Ереване грибы?

. . . . .

Словарь и синтаксис ее «взрослеют» быстрее, чем следует. Это потому, что она с одними взрослыми проводит время.

Приходит ко мне и сообщает:

– Тетя Оля в больницу попала.

(Тетя Оля – вымышленный персонаж, родственница девочки Люси.)

Спрашиваю:

– Что с ней?

– Ей живот разрезали. Она на войну попала.

– Как мне ее жаль. Она такая славная.

– Да, – говорит Маша. – Она добрая. И вообще – очень хороший человек.

. . . . .

Перед сном, уже лежала в кроватке:

– Мне очень нравится почему-то, когда тебя мама «счастливчик» называет. Это когда ты белые грибы находишь.

И, помолчав, добавила:

– Не ложные белые.


23.7.60.


Период беззаветной храбрости опять сменился периодом глупой трусости. Боится петухов, кур, муравьев, мух, автомашин, коров, лошадей, бабочек, стрекоз…

Вчера, когда я был в маленьком нашем продуктовом магазинчике, а она стояла за дверью и караулила велосипед, вдруг дикий рев:

– А-а-а-а! Боюсь! Машина!!! Бою-у-у-усь!..

А машина – в ста метрах от нее, по шоссе идет.

Боится взять на руки крохотного котеночка. Тянет ее к нему, очень хочется погладить, взять на руки, а не берет ни за что.

Меня это все огорчает. Откуда это? И где лекарство от этой беды? Опять же – детское общество, добрый пример. Другие не боятся, – значит, и мне зазорно бояться. А взрослые в этом случае не в счет. Они – большие, они другой породы, чего ж им бояться?!

. . . . .

Вышел во двор. Она одна – играет у ящика, который заменяет ей и стол, и стул, и плиту, и шкаф. Жалко ее, как всегда, когда она одна.

– Что ты делаешь?

– Я знаешь в кого? Я в бабушку играю.


24.7.60.


Вчера папа в лесу потерял свой старый, любимый, еще холостых времен, перочинный нож. Ходили с Машкой искать его и не нашли.

Машка меня утешала:

– Я тебе другой нож куплю. Еще лучше. Красный.

– Да? А где ты деньги возьмешь?

– У мамы возьму.

– А если у мамы нет?

– Тогда я в магазине денег куплю.

Девчонке через десять дней четыре года!!!

Часто она производит впечатление глуповатой. Особенно когда дело касается чего-нибудь практического.

Не умеет играть в прятки. Прячется на глазах у других. Смысла игры понять не может.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже