— Не напоминайте мне о нем, — ответил Барнстейбл, с такой силой сжав плечо юноши, на которое слегка опирался, что тот даже присел от боли. — Не напоминайте о нем, Мерри! В эти минуты мне нужны все мои душевные силы, а когда я думаю об этом Диллоне, мне трудно выполнять свои обязанности. Но время еще придет. Ступайте, сэр, ветер посвежел, а мы входим в узкий фарватер.
Молодой моряк тотчас повиновался приказанию, отданному, как всегда, решительным голосом и означавшему, как Мерри хорошо понимал, что он снова должен помнить о разнице в возрасте и служебном положении, о которой Барнстейбл, разговаривая с юношей, сам часто забывал. Паруса к этому времени были поставлены, и, как только шхуна приблизилась к выходу из бухты, ветер, который все крепчал, подхватил легкое суденышко. Рулевой, который за отсутствием большинства младших офицеров действовал на баке как человек, чьи годы и опытность дают ему право если не командовать, то хотя бы советовать при таких обстоятельствах, подошел к тому месту, где стоял командир.
— Ну, мистер Коффин, — сказал Барнстейбл, который хорошо понимал стремление старого моряка во всех трудных случаях быть рядом с ним, — что вы думаете о наших делах? Эти джентльмены на холме подняли большой шум, я более не слышу даже свиста их ядер. А ведь они, наверно, видят наши паруса на фоне широкой полосы света, которая идет по горизонту со стороны моря.
— Да, сэр, они видят нас и норовят получше прицелиться. Сейчас мы идем поперек линии их огня, да еще имея ход в десять узлов. Но, как только мы повернем и окажемся на одной линии с их пушками, мы увидим, а то и почувствуем их работу. Пушку тридцатидвухфунтового калибра не так легко наводить, как охотничье ружье.
Барнстейбл сразу понял всю справедливость этого замечания, но, так как судну неизбежно нужно было занять то положение, о котором говорил рулевой, капитан тотчас отдал соответствующие распоряжения, и за столь же короткое время, какое потребовалось нам для того, чтобы об этом рассказать, шхуна сделала поворот и обратилась носом к морю.
— Либо они доконают нас сейчас, либо уж никогда! — воскликнул лейтенант по окончании маневра. — Если, миновав северный мыс, мы выйдем на ветер, то окажемся в открытом море, и через десять минут нам нипочем будет и карманная пушка королевы Анны, которая, как ты знаешь, послала ядро из Дувра в Кале.
— Да, сэр, я слышал об этой пушке, — спокойно ответил рулевой. — Это, наверно, была хорошая штучка, если пролив и раньше был такой ширины, как сейчас. Но я предвижу, капитан Барнстейбл, кое-что пострашнее дюжины самых тяжелых пушек, и всего на расстоянии в полмили. Вода уже пузырится в подветренных шпигатах, сэр!
— Ну и что из этого? Разве вода не окатывала частенько наши пушки и даже рангоут, не причиняя «Ариэлю» ни малейшего вреда?
— Да, сэр, да! Все это так, и нам нечего было бы опасаться, будь это в открытом море, — чего еще нужно человеку в жизни! Но, когда мы выйдем из этого канала, нас сильным норд-остом может прижать к берегу. Вот чего я боюсь, капитан Барнстейбл, больше, чем всех английских ядер и всего английского пороха!
— И все же, Том, об этих мячиках тоже не следует забывать. Ребята на батарее теперь знают дистанцию и могут как следует целиться. Мы идем довольно быстро, мистер Коффин, но тридцатидвухфунтовые ядра могут догнать нас даже при самом благоприятном ветре.
Том бросил беглый взгляд на батарею, где солдаты снова открыли огонь с яростью, которая свидетельствовала о том, что они видят свою цель, и ответил:
— Нет ничего хуже попыток увильнуть от ядра, ибо оно предназначено для выполнения своей работы точно так же, как каждый корабль назначается крейсировать в тех или иных широтах. Что же касается ветра и погоды, то за ними моряку нужно всегда смотреть в оба — он должен знать, ставить ему паруса или убирать их. Этот южный мыс выдается на целых девять миль в море, а па север лежат мели, среди которых не дай бог нашему судну очутиться снова!
— Мы выберемся из этой бухты, старина, — воскликнул лейтенант, — и для этого нам хватит трех миль!
— Бывало, что и более длинные пути оказывались слишком коротки, — ответил рулевой, покачивая головой. — Бурное море, противный прилив да берег под ветром могут привести к беде.
Не успел лейтенант ответить веселым смехом на это замечание, как над головой у них раздался свист ядра, и тотчас послышался треск расщепленного дерева. Верхушка грот-мачты, мгновение покачавшись на штормовом ветру, рухнула на палубу, увлекая за собой парус и вымпел с американской эмблемой, который, как говорил рулевой, красовался среди звезд небесных.
— Вот несчастье! — не удержавшись, воскликнул Барнстейбл, но тут же, собравшись с духом, отдал приказание очистить палубу от обломков и закрепить хлопавшую на ветру парусину.