Том 4 Осада Бостона; Лоцман

— Не могу не отдать должного вашей логике, сэр! Доводы ваши неопровержимы, а вывод неоспорим. Доверьте достойных матросов попечению честного Дрилла, который накормит и напоит этих людей. А мы тем временем посидим за бутылкой вина, привезенного, как уверял меня мой друг Мануэль, с южного берега острова Мадейры, чтобы его выпили в холодной Британии, и обсудим условия вашего возвращения в колонии… Клянусь собственным языком, эти негодяи повеселели от моих слов! Они чувствуют, сэр, что потерпевшему крушение моряку нужнее кусок мяса да кружка пива, чем такие никчемные вещи, как штыки и абордажные пики!

— Сейчас не время шутить! — нетерпеливо воскликнул молодой моряк. — У вас численное превосходство, но поможет ли это вам в смертельной схватке, еще неизвестно. Мы пришли сюда не просить об условиях, а диктовать их. Следует спешить, сэр, обстоятельства не терпят промедления.

— Я предложил вам насладиться тремя самыми древними радостями из числа доступных человеку: едой, вином и сном. Чего вы требуете еще?

— Чтобы вы приказали своим людям отступить и освободить занятые ими проходы. Я мирно уведу моих матросов, ибо здесь находятся лица, не привыкшие к подобным зрелищам. И, прежде чем возражать мне, подумайте, как легко эти отважные молодцы могут сами проложить себе дорогу — ведь ваши силы разбросаны.

— Ваш товарищ, капитан Мануэль, человек опытный, скажет вам, что подобный маневр будет противоречить всем правилам военного искусства, поскольку в тылу у вас остаются такие превосходящие силы.

— Мне некогда выслушивать ваши глупые шутки! — воскликнул возмущенный Гриффит. — Вы отказываетесь беспрепятственно выпустить нас отсюда?

— Да!

Гриффит взволнованно повернулся к дамам и знаком приказал им удалиться, ибо был не в состоянии выразить свое желание словами. Настало глубокое молчание, затем он еще раз примирительно обратился к Борроуклифу.

— Если Мануэль и я возвратимся в нашу тюрьму и отдадим себя в руки английского правительства, — сказал он, — сможет ли остальная часть отряда беспрепятственно возвратиться на фрегат?

— Нет! — ответил офицер, который, видя приближение роковой минуты, постепенно терял свой шутливый тон. — Вы и все остальные, кто намеренно нарушил покой нашей страны, должны нести ответственность!

— Тогда да защитит господь невинных и правых!

— Аминь!

— Прочь с дороги! — закричал Гриффит, бросаясь к солдатам, которые загораживали дверь. — Дорогу, или вас поднимут на пики!

— Целься, ребята! — приказал Борроуклиф. — Но курков не спускать, пока они не двинутся с места.

Обе стороны начали постепенно готовиться к бою: бряцало оружие, слышались сдержанные ругательства и угрозы. Сесилия и Кэтрин закрыли руками лицо, чтобы не видеть ужасного зрелища, которого ожидали с минуты на минуту. Но Элис Данскомб смело стала между пиками и мушкетами, и голос ее остановил уже поднятые было руки:

— Выслушайте меня, люди, если вы действительно люди, а не дьяволы, жаждущие крови, и были созданы по подобию того, кто умер ради вашего спасения! Вы называете это войной? Неужели это слава, которая должна согревать сердца даже глупых и доверчивых женщин? Неужели в угоду вашей жажде побед должны быть разрушены мирные семейные очаги? Неужели можно убивать людей лишь для того, чтобы потом на пирах хвастаться этим грязным делом? Отступите, британские солдаты! Если вы с честью носите мундир, дайте пройти женщине! И помните, что первый ваш выстрел попадет в ее грудь!

Ее повелительные слова и властный вид заставили солдат податься назад и освободить для нее проход через ту самую дверь, о которой говорил Гриффит, требуя пропуска для себя и своего отряда. Но Элис, вместо того чтобы двинуться вперед, медлила и, казалось, сразу утратила вею удивительную силу воли. Она стояла неподвижно, словно приросла к месту, устремив на дверь полный ужаса взор. В этот миг на пороге появился лоцман в скромной одежде людей своей профессии, но вооруженный, как принято у моряков. Еще мгновение он молча наблюдал открывшуюся ему картину, а затем спокойно выступил на середину комнаты, не сводя с присутствующих испытующего взгляда.

Глава XXIX

Привет, синьор. Вы пришли почти вовремя, чтобы разнять почти драку.

Шекспир, «Много шума из ничего»

— Англичане, опустите оружие! — приказал вошедший. — И вы, борцы за священную свободу, не проливайте даром крови! Склонись, гордый британец, перед могуществом Тринадцати республик! [111]

— Ага! — воскликнул Борроуклиф, решительно сжимая в руке пистолет. — Дело осложняется. Этого человека я не включил в число моих противников. Не Самсон[112] ли это, который может мановением руки все изменить? Опустите ваше оружие, маскарадный гость, или я дам сигнал пистолетом, и ваше тело изрешетят десятки пуль.

— А ваше тело — сотни! — ответил лоцман. — Эй, там, все сюда! Самоуверенный джентльмен сейчас поймет свою слабость.