Том 4. Письма 1820-1849

Есть ужасные годины в существовании человеческом… пережить все, чем мы жили — жили в продолжение целых двенадцати лет… Что обыкновеннее этой судьбы — и что ужаснее? Все пережить и все-таки жить… Есть слова, которые мы всю нашу жизнь употребляем, не понимая… и вдруг поймем… и в одном слове, как в провале, как в пропасти, все обрушится.

В несчастии сердце верит, т. е. понимает. И потому я не могу не верить, что свиданье с вами в эту минуту, самую горькую, самую нестерпимую минуту моей жизни, — не слепого случая милость. Вы недаром для меня перешли Альпы… Вы принесли с собою то, что после нее я более всего любил в мире: отечество и поэзию… Не вы ли сказали где-то: в жизни много прекрасного и кроме счастия^*. В этом слове есть целая религия, целое откровение… но ужасно, несказанно ужасно для бедного человеческого сердца отречься навсегда от счастия. Простите. Вера моя не обманет меня. Я увижусь с вами… Ф. Тютчев

Нессельроде К. В., 6/18 октября 1838 *

46. К. В. НЕССЕЛЬРОДЕ 6/18 октября 1838 г. Турин

Turin. Ce 6/18 octobre 1838

Monsieur le Comte,

Sa Majesté l’Empereur daignera-t-il me pardonner si j’ai différé jusqu’à présent à lui offrir mes actions de grâce pour ses derniers bienfaits?..^* Si en ce moment même j’hésite encore?.. Quel hommage à offrir que celui d’une reconnaissance où il n’y a que du désespoir et des larmes de douleur?

Monsieur le Comte, j’ai tout perdu…^* Les mots, je le sens, ne signifient rien… Mais enfin l’homme n’a que des mots pour dire qu’il se sent blessé au cœur…

Et cependant le souvenir de ce dernier bienfait, de ce bienfait, tombé sur un lit de mort, me restera éternellement sacré… Ne s’adressait-il pas à celle qui n’est plus? N’est-ce pas la nouvelle de ce bienfait qui lui a valu sa dernière joie, le dernier mouvement de la satisfaction terrestre qu’elle ait éprouvé?..

Deux jours après s’est déclarée la maladie qui a brisé au milieu des plus atroces souffrances un des plus nobles cœurs que Dieu ait jamais faits.

Maintenant la voilà soustraite à jamais aux bienfaits comme aux douleurs de ce monde.

Mais à côté de son cercueil il reste trois enfants en bas âge… Il y a quelques mois leur mère, au prix des dernières forces qui lui restaient, a bien pu les porter à travers la flamme et les arracher à la mort. Mais cet effort a épuisé sa vie. Elle est morte à la peine… Ses enfants vivent, il est vrai, mais ils n’ont plus de mère, pour veiller sur leur enfance et pour protéger leur jeunesse…

Quant à moi… Monsieur le Comte, quelque douleur ou quelque honte qu’il y ait dans cet aveu… je ne suis plus rien, je ne puis rien. L’épreuve n’a pas été mesuré aux forces… Je me sens écrasé… Je peux bien pleurer sur ces malheureux enfants. Je ne peux pas les protéger.

Mais il y a Dieu et l’Empereur… C’est à leur double Providence que je les confie… Que celui, qui, il y a quelques mois, a recueilli au sortir du naufrage la mère et les enfants, maintenant que leur mère les a abandonnés ne retire pas sa main de dessus ces trois têtes orphelines.

Je suis avec respect, Monsieur le Comte, de Votre Excellence le très humble et très obéissant serviteur

T. Tutchef

Перевод

Турин. 6/18 октября 1838

Милостивый государь, граф Карл Васильевич,

Соизволит ли его величество государь император простить меня за то, что я доныне медлил принести ему изъявления моей благодарности за его последние благодеяния?..^* Если даже и в эту минуту я все еще нахожусь в нерешительности?.. Какими словами высказать признательность, проникнутую лишь отчаянием и слезами скорби?

Милостивый государь, я все потерял…^* Слова, я это чувствую, не значат ничего… Но ведь у человека нет иного средства выразить, сколь изранено его сердце.

И тем не менее память об этом последнем благодеянии, об этом благодеянии, осенившем ее смертный одр, останется для меня навсегда священной… Не было ли оно обращено к той, которой уже нет? Не известие ли об этом благодеянии принесло ей последнюю радость, последнее светлое чувство, которое ей дано было изведать на земле?..

Два дня спустя обнаружилась та болезнь, которая, протекая в жесточайших мучениях, разбила одно из самых благородных сердец, когда-либо созданных Богом.

Теперь она навсегда избавлена и от благ, и от скорбей этого мира.

Но возле ее гроба остались трое малолетних детей… Несколько месяцев назад их мать ценою последних остававшихся у нее сил сумела пронести их сквозь пламя и вырвать их у смерти. Но это усилие стоило ей жизни. Она его не вынесла… Ее дети, правда, живы, но у них нет больше матери, которая блюла бы их детство и оберегала их юность…

Что до меня… милостивый государь, как ни горестно, как ни постыдно такое признание… я ни на что не способен, я сам ничто. Испытание не было соразмерено с моими силами… Я чувствую себя раздавленным… Я могу лишь проливать слезы над этими несчастными детьми. Я не могу о них позаботиться.