Том 4. Поэтические поиски и произведения последних лет

Он оттолкнулся от песка,
и на весле повисла тина.
Морская даль была пустынна
и рядом с берегом низка.

Он думал, медленно гребя,
что человек — звучит не гордо,
когда убийцы зверья морда
идет с обрезом на тебя.

Что значишь ты без трав и птиц
и без любви к пчеле жужжащей,
без журавлей над хвойной чащей,
без миловидных лисьих лиц?

Когда поймешь ты, наконец,
врубаясь в мертвые породы,
о, человек, венец природы,
что без природы твой венец?..

Уже и лодку отнесло
за горизонт; смешались мысли,
и руки сонные повисли,
весло сложивши на весло.

И далеко от берегов,
где волны дики и пустынны,
опять сверкнули эти спины
и треуголки плавников.

От побережья далеко
опять нашли его дельфины —
опять взмывали на трамплины
гимнасты в угольных трико.

А среди тварей скоростных
сидел гребец в открытой лодке,
в расстегнутой косоворотке.
Он, видно, не чужой для них.

Но если б чей-нибудь бинокль
на лодку дальнюю навелся, —
там только сложенные весла
и человек — он одинок…

Но это зрительный обман!
Нет, круг друзей его не бросил.
Он весел и плывет без весел
от Ланжерона на Лиман.

Они несут его ладью,
как свита, черными боками,
а удивленные бакланы
кричат, снижаясь на лету.

И словно звеньями родства
они с гребцом соединились —
так радовались, так резвились
чужие людям существа.

Он перегнулся за корму
и пересвисту их внимает.
Он эти звуки понимает?
Или так кажется ему?..

— Мы дельфины,
                       мы не люди,
                                         мы не рыбы,
но понадобиться людям
                                        мы могли бы.
Где проливы,
                     где коралловые рифы,
мы показывать дорогу
                                   помогли бы.

Мы на праздниках
                        морские циркачи,
с вами будем
                         перебрасывать мячи;
наши сборные команды
                                         отстоят
вашу честь
                  на торжествах Олимпиад.

Мы вас тройками
                             по морю понесем
каруселью
                     и гигантским колесом
и на спинах,
                   свои легкие раздув,
повезем
                из Севастополя в Гурзуф,
и разведаем
                         неведомое дно,
где немало Атлантид
                                     погребено.

Если ты нас понимаешь, —
                                           поутру
поплывем-ка вместе
                             к Дону и Днепру,
и на дельтах
                       разливающихся рек —
к человечеству
                     верни нас,
                                        человек!

И о людях
                   как о ближних говоря,
мы отправимся
                    в открытые моря,
будем рыла поворачивать
                                           назад —
в вашу сторону,
                      откуда не грозят,
где нас ищет
                   не стрела,
                                     не острога,
а поэта
                   человечная строка!

Тьупв, тьупв,
еромв, яатс!
(В путь, в путь
в море, стая!)

Йомрок аз
тхя и нухш.
(За кормой
яхт и шхун.)

Унеп титрев
тнив, тнив.
(Пену вертит
винт, винт.)

К людям, к людям —
мы их любим,
к ним, к ним!

ПРИЗНАНИЯ (1969–1972)

«Я ищу прозрачности…»

Я ищу прозрачности,
а не призрачности,
я ищу признательности,
а не признанности.

БЕССТРАШЬЕ