Читаем Том 4. После конца. Вселенские истории. Рассказы полностью

Наконец, позволю себе изложить одно наблюдение более тонкого порядка. Как известно, в большие праздники от народа требуют радостно выть на площадях, обращаясь к Понятному. Народ же понимает под Понятным просто некоего хозяина, покровителя или просто не подразумевает никого. Но, по нашим старым наблюдениям, выл он, обращаясь к Понятному, весьма позитивно, в некотором роде счастливо. Характер этого воя изучен был нами досконально, ибо в нем отражалась душа или настроение народа. Сейчас я позволю себе заявить, что, по моим личным наблюдениям, в последние два праздника характер воя изменился. В вое Понятному стали появляться нелепые, дикие тона, напоминающие угрожающий вой из могилы, если можно так выразиться. К сожалению, с моей точки зрения, это говорит о коренных изменениях, происходящих в душе народа, и отнюдь не в лучшую сторону».

Рарун всегда присовокуплял к своему докладу что-то витиеватое и не совсем понятное, расплывчатое, и ему это прощали. Но в этом своем заключении он был предельно искренен и сам угнетен изменениями характера воя у народа, считая это явление очень опасным.

О вое вообще в этом государстве существовали целые трактаты, ибо выли почти все, не только простой народ, и потому индивидуальный вой мог быть различным: то умоляющим, то безумным, то хохочуще-истеричным, то наполненным черным страхом и тому подобным. Рарун тоже выл, но по ночам и скрывал это.

<p>Глава 10</p>Средь шумного бала случайноВ тревоге мирской суетыТебя я увидел, но тайнаТвои покрывала черты…

Валентин услышал этот старинный романс сквозь сон. Он тут же вскочил, накинул что-то и вышел в комнату, откуда раздавались эти чарующие звуки. Он увидел Потаповых, сидящих за столом, а чуть в отдалении, у стола, — Сергея Томилина, который пел. Получалось у него нежно и завораживающе.

— Я со сна подумал, что вернулся вдруг в Россию, — с горечью сказал Валентин.

— Уваров, присоединяйся к нам, — перевел разговор Сергей.

— А вы уже позавтракали?

— Никак нет, — ответил Иван Алексеевич, — мы Сережу слушаем. Он так за душу берет…

Валентин присоединился… и полился обычный русский разговор…

А в это утро далеко от нежданных пришельцев, в Рипане, столице Ауфири, Фурзд сидел в одном из своих кабинетов, в так называемом Доме защиты (в сущности, военное ведомство), и дочитывал доклад Раруна.

Все выглядело довольно мрачно. Фурзд нюхом чувствовал, что народ может выйти на площади, на улицы и требовать, по своему обыкновению, того, что невозможно или до патологии опасно осуществить, к тому же Террап только что издал несколько нелепых указов, не потрудившись даже продумать последствия.

«Он совсем расплылся последнее время, — думал Фурзд. — У него что-то произошло в голове. Но у него власть, пора действовать. Чтобы осуществить мои проекты, нужна тотальная власть». И Фурзд почуял в себе, даже в своем теле, страстное желание получить такую власть. Он потянулся в кресле.

Но как это осуществить?

Фурзд взял лист и написал: «Переворот».

«Это первый вариант, но он не годится. У меня не хватит сил для прямого государственного переворота. Во-первых, на пути стоит Зурдан. Он тут же перехватит инициативу, в его руках полиция. В моих — защитные силы, войска. Их немного. Это не армии доисторических времен. С кем нам воевать? С деловыми трупами? Смешно, зачем?..

Землю трясет, океан сумасшествует, нам только войны не хватает… Доисторические могли заниматься самоистреблением, земля тогда была еще красавица. А у нас». Фурзд махнул рукой.

— Своим путем все кончится.

Он встал, нажал кнопку. Вошел человек в форме.

— Мне «бюво», моего качества. Две бутылочки. Заесть — не надо. — Человек исчез и почти мгновенно осуществил, а потом опять исчез.

Фурзд налил в стакан и с наслаждением выпил.

«Нет, нет, до конца далеко. Доисторические кончились, а мы не собираемся. Пусть сначала Вселенная кончится, а мы останемся. Надо искать выход, а не плавать целыми днями в бассейне, как Террап. Для тотальных действий нужна тотальная диктатура. Народ-то все примет, подкинуть ему побольше бюво и хороших лозунгов. Но, не говоря уже о Зурдане, за Террапа стоят многие, кто нежится в его бездействии. Да и мои защитные силы… трудно будет подвинуть на бунт. Можно, но трудно. Нет, надо искать другие пути». Он зачеркнул «Переворот» и написал: «Отравить». И тут же ответил сам себе: «Не удастся». Его пища — в руках его людей. Она под контролем.

«Убить».

Перейти на страницу:

Все книги серии Мамлеев, Юрий. Собрание сочинений

Том 1. Шатуны. Южинский цикл. Рассказы 60–70-х годов
Том 1. Шатуны. Южинский цикл. Рассказы 60–70-х годов

Юрий Мамлеев — родоначальник жанра метафизического реализма, основатель литературно-философской школы. Сверхзадача метафизика — раскрытие внутренних бездн, которые таятся в душе человека. Самое афористичное определение прозы Мамлеева — Литература конца света.Жизнь довольно кошмарна: она коротка… Настоящая литература обладает эффектом катарсиса, который безусловен в прозе Юрия Мамлеева; ее исход — таинственное очищение, даже если жизнь описана в ней как грязь. Главная цель писателя — сохранить или разбудить духовное начало в человеке, осознав существование великой метафизической тайны Бытия.В 1-й том Собрания сочинений вошли знаменитый роман «Шатуны», не менее знаменитый «Южинский цикл» и нашумевшие рассказы 60–70-х годов.

Юрий Витальевич Мамлеев

Магический реализм

Похожие книги

Вдовье счастье
Вдовье счастье

Вчера я носила роскошные платья, сегодня — траур. Вчера я блистала при дворе, сегодня я — всеми гонимая мать четверых малышей и с ужасом смотрю на долговые расписки. Вчера мной любовались, сегодня травят, и участь моя и детей предрешена.Сегодня я — безропотно сносящая грязные слухи, беззаветно влюбленная в покойного мужа нищенка. Но еще вчера я была той, кто однажды поднялся из безнадеги, и мне не нравятся ни долги, ни сплетни, ни муж, ни лживые кавалеры, ни змеи в шуршащих платьях, и вас удивит, господа, перемена в характере робкой пташки.Зрелая, умная, расчетливая героиня в теле многодетной фиалочки в долгах и шелках. Подгоревшая сторона французских булок, альтернативная Россия, друзья и враги, магия, быт, прогрессорство и расследование.

Даниэль Брэйн

Магический реализм / Самиздат, сетевая литература / Попаданцы