Том 4. Травой не порастет… ; Защищая жизнь…

В весеннем азарте, утратив обычную осторожность, над нашими головами, бреюще, так что виднелись поджатые желтые лапы, стиснутые в кулачки, пронеслись один за другим все те же два коршуна. Черные птицы с упругим посвистом крыльев провиражировали в нервном зигзаге, правя свой стремительный лет чутким креном выемчатых хвостов. И разносилось окрест резкое, однобокое, рвущее ракитовый шум: «Ки-и! Ки-и! Ки-и!»

— А ить это мы с тобой, Авдейка! — объявил Алексей, поводя взглядом за коршунами до того момента, когда они вновь круто взмыли ввысь и там замерли друг против друга в мгновенном противостоянии.— Который поувалистей, погорластей — это ты.

— А ты какой же? — вяло отозвался Авдей Егорыч.

— Я — вон тот, что поплоше, поощипанней…

— Ну-ну… Чего еще наплетешь?

— Всё, как у нас: сколь живем, столь и шпинаешь ты меня, сживаешь со свету.

— Ну, понес! Понес! — Голос Авдея Егорыча обрел раздраженную трубность.— Ну и язык у тебя, Лешка! Минуты не пройдет, чтоб ты не намутил, не набрехал чего-нибудь. От языка твоего и весь несклад твоей жизни, вся худоба.

— Язык мой теперь свободный! — засмеялся Алексей.— Я им не ем, содержу в чистоте, только для разговора. С хорошим человеком — по-хорошему, с худым — по-иному…

— Это когда ж ты со мной по-хорошему балакал? — разгорался Авдей Егорыч.— Ты ж не можешь, чтоб сказать по правде.

— Это не язык мой, а уши твои кривят, прямое на кривое переиначивают. Почистил бы…

— Ну вот, ну вот! — Авдей Егорыч досадливо охлопал свои коленки.— Опять же брехня! Уши мои справные, никогда не отказывали. Комар за десять шагов летит, а я уже чую…

— Небось, на вышке натренировался…— весело предположил Алексей.— Это верно, туда тугоухих не поставят.

— Мели, Емеля! — огрызнулся Авдей Егорыч.— Ну и трепло ж ты, паразит! Что ни слово — все с вывертом, все врастопырку. Ты и про себя все напрочь врешь… Тут с нами посторонний человек сидит. Расскажи, расскажи давай, как ты будто бы один-разъединственный целую роту немцев разогнал… Вот давай свою брехеньку, а человек пусть послушает и скажет…

— Ну, было такое…— кивком подтвердил Алексей, жмурясь, закрывая глаза от солнца.— Ну, может, и не рота, а довольно их было.

— И как три танка захватил?

— Немцы сами их бросили…

— Хе-х! Как же это так — бросили?! Увидели тебя — и драпанули?

— Все верно…— лукаво кивнул Алексей.

— Ну, умори-ил! Во дает! — Авдей Егорыч откинулся так, что сронил с лысины шапку, зареготал язвительным хохотом.— Почище Васи Тёркина. Тот этак-то не брехал, край знал, докуда можно. А ты безо всякого края. Да за такие дела тебе Героя с ходу надо бы давать ^{74}. А у тебя и худой медали нету. Чего ж командование-то не оценило?

— А его там не было…

— А кто же был? Кто-нибудь да видел?

— Никто и никого…

— Один ты, что ли?

— Один я…

— Ну, елкой твою мать! — развел руки Авдей Егорыч.— Ну, что ты с ним будешь делать?! Врет, а ты терпи, слушай.

— Ладно, коршуна! — вмешался я.— Давайте на костер плеснем. А то искры больно летят…

С этим действом все были согласны, после чего, улучив благодушную минуту, я попросил Алексея все ж таки рассказать толком, как на самом деле было.

— Это где же, на каком фронте?

— Да какие там фронта! — поморщился Алексей.— Только начали выгружать наше пополнение — вот тебе «юнкера». Ну, и началось!.. Остались мы без жратвы, без боеприпасов да так и подрапали налегке… Только прикажут окопаться — немец уже эвон где: то справа, то слева обошел… И опять — дай бог ноги…

— Где хоть это было-то, ну, места какие?

— А леший его знает! В каком-то поселке, кажись, опосля Бобруйска. Я ить и не помню, где мы там блукали. Отходили всё больше ночами. Глядишь, там горит, там полыхает, а какие города, какие поселки — кто знает? Карта солдату не положена, ее и у командиров не было. Разве где школьную подберет. А днем от самолетов по кустам ховались, лесами и пёхали…

— Ну, и как же все получилось?

— А что получилось? — не понял Алексей.

— Ну… насчет того поселка?

— А-а…— поскучнел Алексей.— Да то был и не поселок вовсе. Так, пеньковый заводишко, кострикой заваленный ^{75}. Ну, а получилось как? Шли мы на переправу, совсем в другом месте от этого заводика. Где-то севернее немец завис над нашими тылами, было велено отойти за реку, чтобы не потерять последние пушки и все колесное. А на переправе — пробка на полторы версты: грузовики, трактора, упряжная артиллерия, телеги, беженцы с тачками, скот, пешей солдатни полно. Крик, ругань, бабы галдят, коровы мыкают… Небритый комендант нагана из рук не выпускает. Слава богу, хоть дождь моросил, самолеты не летали… Ротный побежал выяснять, а мы на всякий случай свернули в обочные сосенки.

Сидим, передыхаем, покуриваем, переобуваемся, портянки сушим…

Смотрим, ротный обратно бежит, планшетка по бедру хлопает. С ним какая-то бабенка в шинелке, между полами белый халат промелькивает. Ротный еще издали кричит нашему помкомвзводу: «Агапов! Бери десять-двенадцать человек, поедешь вот с ней… с этим товарищем».