Том 4. В дни поражений и побед. Дневники

Одна – высокая, черная, с разорванным о кусты ярким шелковым шарфом, та самая, которая еще так недавно беспечно смеялась, забравшись на верховую лошадь. Она смотрела на него широко открытыми темными глазами, и в этих глазах застыл безграничный ужас. Другая – еще моложе, белокурая, тоненькая – застыла, не соображая ничего, рукою ухватившись за одну из ветвей.

Несколько мгновений простояли молча.

– Аа, – проговорил Егор. – Так вот вы где… Убежать хотели? Офицеровы жены, что ли?

Женщины молчали.

– Я спрашиваю – офицеровы? – повторил Егор, повышая голос.

– Да, – беззвучно прошептала одна.

– Нет, – одновременно ответила другая.

– И да и нет, – усмехнулся Егор. И крикнул вдруг громко и бешено: – Буржуазия!.. Белая кость! Думаете, что раз бабы, так управы нет! Сукины дочери!..

Выхватив обойму, он стал закладывать ее в магазинную коробку.

– Большевик… – с отчаянием и мольбой прошептала высокая женщина. – Большевик… товарищ… пожалейте…

– Сдохнете, потом пожалею. – И, жестоко усмехнувшись, Егор лязгнул затвором, не обращая внимания на то, как тоненькая впилась взглядом в винтовку, вскрикнула и задергалась в истерике.

– Оставь, Егор! – проговорил, подходя сзади, матрос.

– Пошел ты к черту! – злобно изругался Егор.

– Оставь! – хмуро и твердо повторил матрос. – Будет на сегодня.

Егор посмотрел на него с насмешкой и презрением:

– Эх, ты!..

И отошел в сторону.

Победа была полная. Два офицера и человек пятнадцать солдат остались на земле. Человек около десяти – те, которые сразу побросали винтовки, – были захвачены в плен. Среди них непостижимым образом остались в живых двое штатских. Хотели было пристрелить и их, но кто-то предложил:

– Черт с ними! Пущай расскажут, как с ихним братом! А то и знать-то другие не будут.

Надо было торопиться. С захваченных поснимали шинели и отобрали патроны.

– Ну, стервецы, – подошел Егор к кучке пленников. – Пострелять бы вас, как собак, надобно. Против кого идете? Против своего брата рабочего, против мужика. Адмиралы вам нужны да генералы, каиново племя… валяйте к ним опять, когда хотите. А вы… – И Егор с ненавистью взглянул на штатских. – Вы, господа хорошие, и вы, мадамы! По заграницам, должно, разъедетесь… больше вам деваться некуда. Так смотрите! Чтобы навек сами помнили и другим рассказать не позабыли… Вот, мол, как нас в России… – Он остановился гневно и добавил, переводя дух – Ну, а теперь убирайтесь к черту! Да бегом, а кто отставать будет, вдогонку в спину получит.

– Товарищи! А не постреляете? – робко и недоверчиво переспросил кто-то из пленников.

– Постреляем, если глаза мозолить будете! – крикнул матрос– Ну, раз… два… три! Да живо, сволочи, во всю прыть!

И когда те кучею понеслись, толкаясь и обгоняя друг друга, приказал:

– А ну, поддайте им жару, ребята! Дай несколько раз поверху… Вот так… Ишь, припустились.

Винтовки, повозки, ящики свалили в одну кучу. Обложили сеном из тарантасов и подожгли – чтобы не достались никому. Костер заполыхал, затрещал сухим деревом, взметываясь в небо.

– Хвейверк, – сказал кто-то.

– Люминация… Как в царский день.

– Эк, наяривает! Должно, в городе видно.

– И город бы надо со всех четырех концов.

– Зачем город? Наш скоро будет, – говорил матрос-Даешь теперь в горы, ребята! Собирайся живей! Скоро отряды примчатся и пешие и конные. Гоняться будут со злости и день и ночь… Пускай гоняются… Ведь напоследок.

Глава 15

Взорванный под Екатеринодаром мост ненадолго задержал наступление красных. Их части осмелели настолько, что на следующий же день всего один батальон, переправившись ночью, высадился на другом берегу и закрепился на нем, несмотря на то что двум лучшим дивизиям белых поручено было охранять переправу через разлившуюся Кубань.

Больше укрепленных позиций и рубежей не было. Оставалось последнее: выиграть насколько возможно больше времени, чтобы успеть погрузиться на иностранные суда и переправиться в Крым, в котором прочно засел Врангель.

А полк двигался все дальше. Каждый день приносил что-нибудь новое. На пленных перестали злиться, перестали интересоваться ими – слишком их было много.

Гораздо больше привлекало всех захватываемое партиями и вагонами снаряжение, имущество и обмундирование. Красноармейцы защеголяли в зеленых шинелях, во френчах с медными пуговицами и английским гербом. Затопали новенькими ботинками на подковах. Пополнели подозрительно солдатские мешки.

– Эй, ребята, – предупреждал Владимир, – смотрите, замечу у кого что лишнее, взгрею по чем попало.

– Эх, сукин сын! – завидовал кто-то. – Да ты, Охрименко, сам того не стоишь, сколько сапоги-то эти… Мать честная… с раструбами, по французской моде.

Много всякого добра оставляли по пути белые. Тупики, запасные и главные пути были совершенно забиты вагонами. Маневрировать не стало никакой возможности. Целые отряды занимались тем, что сваливали их десятками под откос, расчищая пути.

Белые отступали после очень коротких боев.

Только один раз нашим друзьям пришлось попасть в неожиданную переделку.