Том 4

К р а м и н. Может. Не знаю, как это получается, но может. Не судите по себе... И через два года вас бросят, как изношенную сорочку. Может быть, раньше. Родиона Петровича - это, кажется, родственник ваш? - бросили через две недели. Вот какое достояние вы получили.

Е л ь н и к о в. Для чего вы мне это говорите?

К р а м и н. Мне нравятся ваши человеческие глаза. Вам мало жизни, окружающей вас? Вам мало жизни внутри вас? Прекрасна живая жизнь! Для чего вы возитесь с мертвецом? Для чего сделали несчастной живую женщину у очага?

Е л ь н и к о в. Я люблю...

К р а м и н. Человек - Прометей, а не Дафнис.

Е л ь н и к о в (усмехнулся). Видимо, я Дафнис.

К р а м и н. А я - Прометей. Согласитесь, я богаче вас. (Ельников встает.) Гоните прочь мертвеца. Идите своей прекрасной дорогой. Я знаю, что вы сейчас от меня пойдете к ней и будете проделывать все, что полагается Дафнису. Но я предупредил вас по-братски.

Е л ь н и к о в. Вы очень откровенны. Позвольте и мне быть откровенным. Я ничего не понял из вашего разговора. И особенно мне непонятно - по-прежнему - для чего вы пригласили меня на разговор.

К р а м и н. Для того, чтобы вы не жалели меня, нищий принц.

Ельников кланяется, уходит. Крамин один. Звонит телефон на столе, звонит долго и настойчиво. Крамин неподвижен.

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Год 1944-й

СЦЕНА СЕДЬМАЯ

Огромное окно на площадке лестницы, в четвертом этаже. Слева и справа - лестничные марши. Весенний день. З и н а с книгой на подоконнике.

З и н а. Ток, сила которого не зависит от разности потенциалов, называется током насыщения... Насыщения? Ток, сила которого... (Вскочив, кричит в разбитую форточку.) Валька!

Г о л о с В а л ь к и. Я иду в магазин!

З и н а. Иди сюда!

Г о л о с В а л ь к и. Я иду в магазин!!

З и н а. Я ничего не слышу!

Г о л о с В а л ь к и. Я иду в магазин!!!

З и н а. Дурак. (Садится.)

М а н е ч к а поднимается по лестнице.

М а н е ч к а. Кто дурак?

З и н а. Валька.

М а н е ч к а. Почему дурак? Поцелуй меня.

З и н а (целует). Поцеловала.

М а н е ч к а. Еще раз.

З и н а. Еще письмо от Николая?

М а н е ч к а. Еще. Зинка, еду к нему, еду, еду...

З и н а. Как едешь?

М а н е ч к а. Еду к Николаю.

З и н а. Он не на фронте?

М а н е ч к а. Переведен в тыл.

З и н а. Почему?

М а н е ч к а. Не пишет. Только пишет, что там можно жить и чтобы я ехала.

З и н а. Инвалид?

М а н е ч к а. Ничего не знаю. Еду.

З и н а. Если служит, хотя бы в тылу, значит, ничего страшного...

М а н е ч к а. Конечно. Зинка, а если бы даже без рук, без ног?..

З и н а. Ну, ясно. (Молчит.) Когда едешь?

М а н е ч к а. Вот, постираю все, возьму расчет и двинусь...

З и н а. С Колькой?

М а н е ч к а. С Колькой.

З и н а. Ольге Ивановне не оставишь? Эх, Манечка, совсем недавно была девчонка, а сейчас - большая, семейная... Куда-то такое едет от нас... И останемся мы с папой вдвоем...

М а н е ч к а. Зина. Ты не рассердишься?

З и н а. Нет...

М а н е ч к а. Не обидишься?

З и н а. Ну?

М а н е ч к а. Врешь, обидишься.

З и н а. Ладно, говори...

М а н е ч к а. Честное слово, Зинуша, он старый. Не годами, а какой-то он потрепанный... Неврастеник.

З и н а. Ты бы тоже стала неврастеником, если бы тебе такое.

М а н е ч к а. Может быть. Я ничего не говорю. Он, конечно, несчастный...

З и н а. Нет, он не несчастный!

М а н е ч к а. Как же не несчастный? Все его жалеют.

З и н а. Пускай не жалеют. Не их дело.

М а н е ч к а. Так ведь и ты жалеешь.

З и н а. Пускай я одна жалею. Я знаю, как надо жалеть.

М а н е ч к а. Зинка, Зинка... (Молчат.) Две жены у него было.

З и н а. Хоть двадцать.

М а н е ч к а. И обе его бросили.

З и н а. Обе. Какой ужас - обе бросили! Ни одна, ни одна не приняла... Ты подумай: в славе, в счастье - любили... А сейчас...

М а н е ч к а. Это он тебе рассказывал?

З и н а. Нет, Ольга Ивановна папе рассказывала.

М а н е ч к а. Тебе молоденького надо, ясного, веселого...

З и н а. Никого мне не надо. И хватит, вообще...

М а н е ч к а. Ты похудела. Он с тобой обращается, как со своей ученицей. Поедем со мной!

З и н а. Манечка... Разве это может быть, чтобы он мимо прошел и не оглянулся? Когда каждая моя жилочка ему кричит: остановись!..

М а н е ч к а. Бывает, что проходят. Ты возьми романы...

З и н а. Иди ты с романами!

М а н е ч к а. Вот и рассердилась.

З и н а. Я с тобой говорю серьезно, а ты про романы. Ты вон Васе голову крутишь - для чего это?

М а н е ч к а. Ничего я не кручу.

З и н а. Нет, крутишь. Цветы берешь от него. Это нечестно. Раз едешь к Николаю, зачем брать цветы?

М а н е ч к а. Я не прошу, он сам носит. И цветы там, подумаешь! Один раз принес подснежники...

З и н а. Хоть полраза.

М а н е ч к а. Тише. Идет. (По лестнице поднимается Вася.) Уже пообедали, Вася?

В а с я. Я не обедал. Я вас поискал, думаю, где вы? И решил тоже пообедать дома.

М а н е ч к а. Да дома-то у вас, небось, одна морковка?

В а с я. Нет, еще что-то есть. Селедка должна быть, кажется.

М а н е ч к а. Ну пойдемте, я вас покормлю...

В а с я (подает пучок фиалок). Поставьте в воду. Иду, вижу - продают; я и купил, просто так.