Том 5

— Сын Ивана, а ваш внук, — поспешила ответить Валентина. — А вам не верится?

— Чего не верится? — вмешалась в разговор Фекла Лукинична. — Да приглядись к нему — настоящий Андронов, нашей породы.

— Верно, геройский мальчуган, — согласился Андрей Саввич. — Непоседа, а как ножками выбивает. Только как он тут оказался?

— Очень просто. — Фекла Лукинична посмотрела на повеселевшего мужа. — Узнал, что его дедушка хворает, вот и заявился. Теперь он у нас будет жить. Иван с Валей тоже порешили вернуться.

— Давно пора. Нечего скитаться по чужим квартирам.

— Встань, Саввич, и подержи внука на руках, — просила Фекла Лукинична, снова видя хмурое, как ненастный денек, лицо мужа. — Ить он тянется к тебе, ручонки подает и гопака на тебе отплясывает. Видать, будет танцором. И на Ивана сильно скидывается — копия! Иван, помнишь, тоже был прыгун порядочный.

Локтем опираясь о подушку, Андрей Саввич поднялся, ему и самому захотелось подержать на руках этого развеселого хлопчика. В трикотажных подштанниках и в такой же нательной рубашке, он сидел на кровати, свесив костлявые ноги. Фекла Лукинична поставила ему на колени внука, и Андрей Саввич сразу же почувствовал особый, свежий детский запах, ощутил то необычное детское тепло, которое ощущал давно когда еще был молодым отцом. Он осторожно взял Андрюшку широченными и твердыми, как железо, ладонями. Или потому, что ребенок испугался прикосновения таких жестких мужских рук, или потому, что вблизи увидел косматое лицо, только Андрюшка вдруг заплакал, и побледневшая, перепуганная Валентина схватила сына и унесла его в соседнюю комнату.

— Вот видишь, мать, не признал меня внук, — грустно сказал Андрей Саввич, продолжая сидеть на кровати. — Что-то во мне пришлось ему не по душе.

— Борода твоя страхолюдная испужала ребенка, — сказала Фекла Лукинична. — Тебя такого, косматого, и взрослый перепугается, а тем паче дите. Говорила: подрежь бороду, приведи ее в порядок — не пожелал. Завтра попрошу Жана, пусть придет и подмолодит тебя как следует.

— Ежели Жан сможет прийти, пусть приходит, — покорно согласился Андрей Саввич. — Только, думаю, борода моя тут ни при чем. Чужой я для тезки, он еще не привык ко мне, вот в чем причина. Ну, ничего, поживет у нас и привыкнет. Накажи невестке, чтоб она чаще приносила ко мне внука. — Он долго молчал. — А где наш Никита? Почему не бывает дома?

— У Никиты свое горе, сам знаешь, — ответила мать. — А где он пропадает и что делает, мне неведомо. Соседка Нина сказывала, что когда она ходила на кладбище проведывать своих покойных родителей, так видела там Никиту. Сидел, согнувшись, возле Клавиной могилки… Изредка заявляется домой, поест и опять уходит. Ночует дома, а к тебе заходить не желает.

— Это почему же?

— Я спрашивала. Не хочет отвечать. Он изделался таким молчуном, что и слова из него не вытащишь.

В это время отворилась дверь, и вошел Василий Максимович.

— Можно проведать больного? Доброго здоровья, Андрей! — Василий Максимович протянул руку. — Уже сидишь? Молодец! Залеживаться нельзя. Трактор в поле небось тоскует по тебе?

— Не знаю, как трактор, а я по нем, скажу правду, сильно скучаю. Но сегодня уже не так скучно. Только что был у меня внук Андрей.

— Я видел его, парень что надо!

— Ну, присаживайся, Вася, хорошо, что зашел.

35

Приход зятя обрадовал Андрея Саввича, пожалуй, больше, чем нежданное появление внука, и Фекла Лукинична это заметила. Желая оставить их одних, она ушла. Василий Максимович уселся на стул возле кровати.

— Ну, рассказывай, Вася, что там нового, на воле?

— На воле, брат, хорошо. А тут еще, на наше счастье, октябрь выдался таким сухим и таким теплым, как все одно август. Отава пошла в рост, хлеба зазеленели. Паутина опять поплыла по небу, вернулось бабье лето.

— Как идут дела в поле?

— Поднимаем зябь, стараемся. Но лично у меня пахота идет неважно. Один Тимофей действует.

— А что так?

— Отрывают меня от трактора по всяким посторонним делам, — пояснил Василий Максимович. — Вот и сегодня почти весь день околачивался в станице. А почему? Дочка вызвала по партийной линии, дажеть посыльного за мной прислала.

— Зачем же так спешно ей понадобился?

— Фигуру мою начали вылепливать, вот зачем. — Старый механизатор усмехнулся самодовольно в усы, как бы давая понять, что не усмехаться тут никак нельзя. — Из Степновска прибыл человек, называется скульптором. Так вот тот человек привез в чемодане сырую, круто замешанную глину, ну в точности такую, какая у нас бывает в яру после дождя, когда она так налипает, что ногу не вытащишь. Так вот из этой самой глины он вылепливал мою голову величиной с добрый кулак. Держит эту головку на ладони и то зыркнет на меня, то на эту голову, то брызнет на нее водой, чтоб глина помягчала, то поправит то, что уже слепил… Надоело сидеть перед ним.

— Зачем же ему понадобилась твоя голова?