Читаем Том 5 полностью

Тут вышеуказанные менты сбили меня с ног, чтобы больше я не смог вырываться у них из рук, а Дробышев насильно и мстительно начал делать второй крайне болезненный дубль, а может, и третий… глаза на лоб полезли… даже при Брежневе с Андроповым ГАИ ничего такого себе не позволяло, а просто било поддатых водил сучьей этой палкой промеж глаз – вот, как говорится, и весь диагноз… Тут я впал в достаточно редко мерцающую бессознанку и больше не в силах был издавать протестующие крики из-за внезапного разрыва голосовых связок прямой своей речи, а только намекающе сипел и хрипел.

По этой же разрывной причине впоследствии настоял я на даче не звуковых словесных показаний, а настоящих, то есть целиком и полностью письменных.

Затем, когда уже не стало мочи, засиренила «скорая» и мне сразу психически полегчало, несмотря на мучительный стыд души за бесцельно прожитые годы и невыразимые страдания тела.

Очнувшись в больничке от жуткой боли, я просто выл, к сожалению, всего лишь исключительно мысленно проклиная Дробышева с губернатором, а также все до одного средства массовой информации, грубо используемые для достижения пиаровских целей. Потом мне сделали неудачную операцию по зашиву зверски причиненных разрывов и вывели часть личной моей канализации в приемную банку, которая, все время протекая, болталась на бедре до самого ареста, за что отдельно прилагаю к данному показанию требуемую мною круглую сумму за моральный ущерб и оскорбление достоинства самолюбия избитого человека. Причем сумма эта раз в двадцать меньше той, которую американский суд выплатил чернокожей жертве всемирно известного шварце-полицейского беспредела. Да и не в сумме дело, а в том, что я никого не убивал. Но об этом позже.

Мне еще повезло, что оказался я в больничке. Ведь в камере – какое же лечение? В камере личность того же патриота и гражданина обречена на крайне продолжительную, верней, на вяло текущую смерть Тут, как я уже не раз показывал, такие творятся адские условия содержания людей, что большинство подследственных организмов теряют почти всю иммунку, а затем уже пасуют перед любой заразой микромира, до поры, оказывается, до времени дремлющей буквально в каждом из нас, а это вообще никуда не годится, говорю я медицине.

Короче, лежу в больничке в полном неведении о процессе становления моей известности, задержания ментов, сенсаций в прессе, шуме в ЮНЕСКО и так далее. Хожу, верней, передвигаюсь как-то боком, боком, а главное, с большим трудом. Глухо продолжаю выть от боли и мысленно ропщу на судьбу, подведшую меня под пирамиду «Светлая реальность», будь она проклята вместе с ее подлой строительницей, ушедшей, как открылось, в бега.

Лишь спасительная мысль о круглой сумме в банке действовала на меня, как морфий и анальгин, поскольку, присланный нам в по-мощь из Америки устаревший пирамидон приводил меня в тревожно-мнительное со-стояние, продаваемое в брынцаловских аптеках.

Однажды ночью, стоя на на полусогнутых, бесшумно вскрываю вилкой кабинет главврача и звоню Дробышеву, но он как в воду провалился. До утра звонил. Оставил ему на ответчике тройку посланий в том духе, что как только встану на ноги, то и замочу тебя, гнус, либо скину вниз башкой с балкона вместе со всей кинотехникой, если долю не додашь за роль и травму аналов личности. Где, ору в трубку, твоя мировая пресса, договор на бестселлер, интервью, санаторий Барвиха либо Швейцария? и так далее… Но Дробышев молчал, пробуждая в голове моей мысли о своем бегстве в офшоры вместе с какой-нибудь профурсеткой из бывших комсомолок, ныне топ-шлюхой по вызову на загранпрогулку.

Кинут, кинут, морально кинут. Физически страдал я еще невыносимей, при оправке в набедренную банку смущался сестер и все так же выл то ли от боли, то ли от ужаса перед странной неизвестностью.

Скоро выборы, а по «ящику» обо мне и ментах – ни гу-гу. Я у него в общем помещении с утра до ночи торчал в ожидании заветных кадров, но ничего мне не светило на всех телеканалах, кроме прокладок, антигеморройных средств, всевозможных астрологов, трепливых политологов и туристических агентств на различные курорты вплоть до сексуальных джунглей Таиланда, где сутки с местной девушкой дешевле иного малаховского шашлыка с кружкой пива. Более того, там еще за все за это вам поклон отвешивают – не то что на местном вокзале.

Наконец – кого же представляют мне на экране? Нет, не меня и не гаишников-садистов, а красномордого то и дело показывали губернатора Щупова, покровителя пирамид, который как лидировал в предвыборном политмарафоне, так, смотрю, и лидирует.

Перейти на страницу:

Все книги серии Ю.Алешковский. Собрание сочинений в шести томах

Том 3
Том 3

РњРЅРµ жаль, что нынешний Юз-прозаик, даже – представьте себе, романист – романист, поставим так ударение, – как-то заслонил его раннюю лирику, его старые песни. Р' тех первых песнях – СЏ РёС… РІСЃРµ-таки больше всего люблю, может быть, потому, что иные РёР· РЅРёС… рождались Сѓ меня РЅР° глазах, – что РѕРЅ делал РІ тех песнях? РћРЅ РІ РЅРёС… послал весь этот наш советский РїРѕСЂСЏРґРѕРє РЅР° то самое. РќРѕ сделал это РЅРµ как хулиган, Р° как РїРѕСЌС', Сѓ которого песни стали фольклором Рё потеряли автора. Р' позапрошлом веке было такое – «Среди долины ровныя…», «Не слышно шуму городского…», «Степь РґР° степь кругом…». РўРѕРіРґР° – «Степь РґР° степь…», РІ наше время – «Товарищ Сталин, РІС‹ большой ученый». РќРѕРІРѕРµ время – новые песни. Пошли приписывать Высоцкому или Галичу, Р° то РєРѕРјСѓ-то еще, РЅРѕ ведь это РґРѕ Высоцкого Рё Галича, РІ 50-Рµ еще РіРѕРґС‹. РћРЅ РІ этом РІРґСЂСѓРі тогда зазвучавшем Р·РІСѓРєРµ неслыханно СЃРІРѕР±РѕРґРЅРѕРіРѕ творчества – дописьменного, как назвал его Битов, – был тогда первый (или РѕРґРёРЅ РёР· самых первых).В«Р

Юз Алешковский

Классическая проза

Похожие книги