Том 5

Не ставя, как некоторые теоретики, во главу угла унылый вопрос «Что делать?», я его и не ставил, а делал свое дело. Задерживаю рейс, подняв тревогу, объявляю, кому следует из секьюрити, о полученном, сами знаете, с каким акцентом, сигнале по телефону насчет присутствия на борту порошка с сибирской язвой, если не взрыв. Поэтому в вип-салоне с прежним ухарством продолжалась пьянь важных персон отлета из двух временно примирившихся группировок плохо организованной преступности с примкнувшим к ним нарушителем. У всех глаза залиты до полной мутоты во взгляде на действительность. Остальное доделывали два уже дежуривших в вип-буфете специалиста, интеллигентные, я проверял, на вид люди, он и она. Ну, они там и пошуровали, кое-кому подкинули в фужеры какого-то блевотно-ошеломляющего порошка, затем приняли самое горячее участие при выворачивании наизнанку новых этих денежных мешков в вип-сортире. Первым делом выпотрошили из вип-нарушителя весь драгоценный антиквариат…

О нет, Будьд-Озеров не забыл, Ваша Честь, о прогрессивно преступном сожительстве краткости со своим братцем талантом, не забыл, только не надо меня понукать к концу, я, повторяю, не Бухарин и, конечно уж, не Пеньковский, в чем не вижу ничего смешного.

Хорошо, ближе к делу, которое было сделано так отлично, что могильщик не подкопается. Антиквариат выложен был мною начальству на стол вместе с изъятыми суммами. Известил его, что взял свою долю, ибо попал и надо закрывать дело, сегодня, говорю, это, к сожалению, не вчера, типа такие вокруг крутятся бабки, что дураки перевелись, все продается и нет у людей ничего не продающегося, включая совесть и гордость, а Сызмальский, приободряю его, найдется, русский человек – не иголка в стогу иностранного сена.

Затем отпросился у него в знакомую венерологию и для разборки с подоночным родителем той малолетней шлындры, на которой имел честь подцепить худшую часть микромира, враждебного холостому человеку.

Спешу на сеанс промыва. Нет слов для разрисовки переноса душою всех этих эффектов залечивания легкомысленной заразы. После сулемы еле-еле допер до тачки, глаза все так же на лоб от боли лезли, а от той же рези звон стоял в слуховых отверстиях всего тела.

Затем извещаю папашу отморозочной шлындры и говорю, что жду его, как жертва той же инфекции, в «Трактире», где и побазарим по крайне отвратительному этому делу, бросающему добавочную тень на невинный плетень.

Жду. А ждать и не выпивать, когда судьбой тебе запрещено спиртное, стыдно, трудно, муторно и позорно – это как без наркоза отделять человека от его геморроя.

Наконец заявляется чугрей полуболотный, потертый рылом об заблеванный асфальт, и с ходу оттягивать принимается, типа педофильным, как ты, разносчикам венеры с тотутто-тамхамонусом не место в нашей действительности, и прочее бла-бла-бла.

Для начала заказываю ему шкалик и говорю:

– Лучше выпей, тупое месиво, а то сейчас так я тебе рога обломаю, что больше не отрастут… ты грязный лось, и ни один художник не сделает из тебя порядочного чучела, известно тебе, с какой отраслью глупо ты связался? Ты думаешь, что, содрав с меня бабки за растаможку этих самых «Бьюиков», превратишь свою шлюшку в булку незаразного общества порядочных подруг, так? Не проханже, и дело тут не в бабках, а в правде, правде и еще раз правде. Наташка же твоя по рукам ходит всего за один только вечер в шашлычной или в кабаке, тогда как я последнее сношение имел за пару месяцев до нее из-за общего разочарования души в падении нравов. Ты что думаешь, заразу в меня ветром молодости надуло, да? Во время, свободное от охраны экономических границ державы, я любви искал и брака, а не так ныне называемого оргазма. Короче, вот тебе пятихатка баксов, подписывай бумагу с отказом от претензий по делу.

Приоткрываю борт пиджачка, а там красноречиво виднелась у меня рукоятка реквизированного «вальтера», но с дуловищем, заведомо залепленным ипоксидкой.

– Иначе, – тихо добавляю, – позвоню куда надо, а там уж выбьют всю правду из домашней гнилой твоей шоблы, чтоб не заражала и не шантажировала, а тачки нерастаможенными отправим обратно за злонамеренную вредность для окружающей среды, считаю до пяти… раз…

два… три… хорошо, – скриплю зубами, – продлеваю до десяти… четыре… пять… шесть…

Ну, он реально прикинул, что к чему, реально же врезал шкалик без закуси и реально подписал, уложившись в счетчик. Бумагу я притырил, бабки и не думал отдавать, – я же не дебил, на которого вы тут ведете историю болезни, – но вместо бабок выразительно, из стороны в сторону, покачал у него перед соплом правой согнутою в локте рукою, что умеет делать весь наш народ с семнадцатого года.

– Иди, – говорю, не стесняясь выражений, – на растаможку своих таких-то и таких-то «Бьюиков», я договорился, тебя обслужат фри.