Читаем Том 5. Багровый остров полностью

Располагайтесь поудобнее, милейший Борис Семенович, миндалю… (Хлопнув в ладоши.) Ателье!


Абольянинов начинает играть. Распахивается занавес, и на освещенной эстраде появляется Лизанька в роскошном и довольно откровенном туалете. Гусь смотрит на все это с изумлением.


Благодарю вас, мадемуазель.

Лиза(шепотом). Вытряхиваться?

Аметистов. Вытряхивайтесь, Лизанька.


Занавес закрывается.


Что вы скажете, бесценный Борис Семенович?

Гусь. М-да…

Аметистов. Бокальчик?

Гусь. Вы прямо обаятельный администратор!

Аметистов. Да что же, Борис Семенович, пообтесался в свое время, потерся при дворе…

Гусь. Вы были при дворе.

Аметистов. Эх, Борис Семенович! Когда-нибудь я вам расскажу некоторые тайны своего рождения, вы изойдете в слезах… Ателье!


Занавес распахивается, и на эстраде появляется в очень открытом платье Марья Никифоровна. Абольянинов играет. Марья Никифоровна под музыку двигается по эстраде.


Больше жизни! (Тихо.) Фить!

Марья Никифоровна(тихо). Невежа. Аметистов. By зет тре зэмабль.


Занавес закрывается.


Ателье!


Абольянинов играет «Светит месяц», на эстраде Манюшка в русском, весьма открытом костюме танцует.


Херувим(внезапно выглядывает, говорит шепотом). Мануска, када танцуись, мине смотли, гостя не смотли…

Манюшка(шепотом). Уйди, черт ревнивый…

Абольянинов(внезапно). Я играю, горничная на эстраде танцует, что это происходит?..

Аметистов. Тсс!.. (Шепотом.) Манюшка, скатывайся с эстрады, накрывай ужин в два счета!


Занавес закрывается.


(Гусю.) Э бьен?

Гусь(внезапно). Ателье!

Аметистов. Совершенно правильно, Борис Семенович, ателье!


Занавес распахивается, Абольянинов играет томный вальс. На эстраде мадам Иванова в костюме, открытом сколько это возможно на сцене.


(Вскакивает на эстраду, танцует с мадам Ивановой, говорит шепотом.) В сущности, я очень несчастлив, мадам Иванова… Моя мечта — уехать с любимой женщиной в Ниццу…

Мадам Иванова(шепотом). Болтун…


Танец заканчивается.


Аметистов. Мадемуазель, продемонстрируйте мсье платье. (Скрывается.)


Мадам Иванова выходит с эстрады, как фигура из рамы поворачивается перед Гусем.


Гусь(растерян). Очень вам признателен… до глубины души.

Мадам Иванова. Не смейте так смотреть на меня. Вы дерзкий.

Гусь(растерян). Кто вам сказал, что я смотрю на вас?

Мадам Иванова. Нет, вы дерзкий, в вас есть что-то африканское… Мне нравятся такие, как вы. (Внезапно скрывается за занавесом.)

Гусь(исступленно). Ателье!!

Аметистов(появляется внезапно).


Лампы вспыхивают.


Пардон, антракт!


Занавес

Акт третий


Серенький день. Аметистов грустный сидит в гостиной возле телефона.


Аметистов(икнув). Тьфу ты, черт тебя возьми! Вот привязалась! (Пауза.)


Входит Абольянинов, он скучен.


(Икнул.) Пардон.


Звонит телефон.


Херувим! Телефон!

Херувим(по телефону). Силусаю… да… да… Тебе Гусь зовет. (Уходит.)

Аметистов(по телефону). Товарищ Гусь? Здравия желаю, Борис Семенович. В добром ли здоровье? Как же, обязательно… ждем, ждем… часикам… (Икает внезапно.) Пардон, вспоминает меня кто-то… Как? Секрет, секрет… Сюрприз, Борис Семенович, вас ожидает. Честь имею кланяться. (Икает.)

Абольянинов. Удивительно вульгарный человек этот Гусь. Вы не находите?

Аметистов. Да, не нахожу. Человек, зарабатывающий пятьсот червонцев в месяц, может быть вульгарным! (Икает.) Кто это меня вспоминает, желал бы я знать! Какому черту я понадобился? Да-с, уважаю Гуся… Кто пешком по Москве таскается? Вы.

Абольянинов. Простите, мсье Аметистов, я не таскаюсь, я хожу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Булгаков М.А. Собрание сочинений в 10 томах

Похожие книги

The Tanners
The Tanners

"The Tanners is a contender for Funniest Book of the Year." — The Village VoiceThe Tanners, Robert Walser's amazing 1907 novel of twenty chapters, is now presented in English for the very first time, by the award-winning translator Susan Bernofsky. Three brothers and a sister comprise the Tanner family — Simon, Kaspar, Klaus, and Hedwig: their wanderings, meetings, separations, quarrels, romances, employment and lack of employment over the course of a year or two are the threads from which Walser weaves his airy, strange and brightly gorgeous fabric. "Walser's lightness is lighter than light," as Tom Whalen said in Bookforum: "buoyant up to and beyond belief, terrifyingly light."Robert Walser — admired greatly by Kafka, Musil, and Walter Benjamin — is a radiantly original author. He has been acclaimed "unforgettable, heart-rending" (J.M. Coetzee), "a bewitched genius" (Newsweek), and "a major, truly wonderful, heart-breaking writer" (Susan Sontag). Considering Walser's "perfect and serene oddity," Michael Hofmann in The London Review of Books remarked on the "Buster Keaton-like indomitably sad cheerfulness [that is] most hilariously disturbing." The Los Angeles Times called him "the dreamy confectionary snowflake of German language fiction. He also might be the single most underrated writer of the 20th century….The gait of his language is quieter than a kitten's.""A clairvoyant of the small" W. G. Sebald calls Robert Walser, one of his favorite writers in the world, in his acutely beautiful, personal, and long introduction, studded with his signature use of photographs.

Роберт Отто Вальзер

Классическая проза