Том 5. Двадцать первый век

Существует то, что волнует тебя.

И те, что волнуют тебя.

Ты так занят этим, что потерял весь мир.

Ты видишь себя со стороны.

Ты слышишь себя со стороны.

Ты неприятен окружающим, которым достается результат этой борьбы.

Ты внимателен только к тому, что нужно тебе.

Ты вылавливаешь чужую фразу или мысль и не можешь объяснить себе, почему именно ее. Как гончая, как наркоман, как алкаш, ты чуешь запах чьей-то мысли.

И ничего не можешь объяснить.

Ты молчалив и ничтожен за столом.

Все охотятся за тобой, а ты охотишься за каждым.

Но ты профессионал.

Они не подозревают, что твои одежды сшиты из их лоскутов.

К тебе невозможно приспособиться – ты одновременно приспосабливаешься сам. Перевитое вращение червей.

И этого требуешь.

И это ненавидишь.

Ты издеваешься над глупостью, над жадностью.

А кто сказал тебе, что это они?

И кто может существовать без них?

Ты их распознаешь по своему подобию.

Ты передразниваешь манеру собеседника вслух, делая его врагом.

Ты уверен, что разгадываешь обман, от этого обманут и бит сто раз на дню.

Тебе забили рот простым комплиментом и всучили, что хотели.

Не зная, что из всех этих несчастий выгоду извлекаешь ты.

Весь этот ужас дает тебе возможность писать и волновать других.

И весь этот ужас люди называют талантом.

Весь этот ужас переходит в буквы, представляешь!

Просто переходит в буквы, которые передают только то, что могут.

И вызывают ответы.

Хорошие сгорают мгновенно.

Плохие горят долго, сохраняя жар в топке, называемой душой.

P. S. Автор – единственный, кто может стать лучше, прочитав это!

Я и время

Главное для меня – истечение времени.

Хотя время пролетает не мимо меня, а сквозь меня.

Оно выхватывает куски.

Трудно пропускать сквозь себя время.

Как я был счастлив...

Я сказал:

– Толюня, давай сегодня выпьем. Сегодня понедельник.

Он сказал:

– Сегодня воскресенье.

– Сегодня понедельник.

– Сегодня воскресенье, – сказал он.

Разговор стал бессмысленным.

Я позвонил специалистам в университет.

– Да, – сказала вахтерша, – сегодня воскресенье.

Я пил. Я ел. Я был счастлив. Я выиграл у жизни один вечер.

Век тела

Я обречен на роман пожилого с юной.

Как бы я ни старался, что бы ни придумывал, мне не вывернуться из этой мерзости, презираемой обществом заслуженно и откровенно.

Куда же я, мерзавец, денусь?

Пройдя – задень, скажи.

Противная попытка знакомства пожилого с юной. Разврат и возраст тут слились.

Заговори и говори.

И все увидят, как он пристает, и оплетает, и дурманит.

Чем, спрашивается, кроме денег, может быть полезен?

Вино, икра, коньяк?

Что он такого хочет от нее?

Вот именно.

Загадка полная.

Что в ней его прельщает?

Как он берет морщинистой рукой ее ладошку – ужас!

Но у него другой ладони нет.

И пожимать морщинистой рукой ему приходится, и прижимать к морщинистой щеке, и щекотать холодным носом.

Ну нету ничего другого.

Все износилось.

Только голосом и лишь по телефону он может завершить свой умысел.

Уже не мысль, не замысел, а умысел.

Он обречен, куда бы ни пришел: в тусовку, дискотеку, ночной клуб.

Приход зачем-то пожилого человека.

Уход зачем-то пожилого человека – знак всей компании, что можно веселиться.

На танцах старше всех.

В автобусе – садись.

В больнице – свой.

На все, что он вещает, – взгляд пожилого человека.

А кто их любить обязан?

А кто обязан обнимать бесплатно, кроме детей?

А что они такого сделают, чтоб их не только полюбили, но и продолжили любить?

А этот век – не мысли век, а тела.

Век XXI – век короткий.

Короче всех.

Век мысли – бесконечен.

Век тела – сорок лет.

И даже двадцать.

Вычеркиваем детство, старость!

Модели, модели, модели, модели!..

Весь мир заполонили модели.

Хочется подражать.

Но чем и как?

Как научиться этому?..

Вот если б знать чему, то можно было б научиться.

Модели-модели.

А он?

Что б ни сделал он в ответ?

Ответ немолодого человека неинтересен даже пожилым.

Модели-модели!

Галстук от Версаче.

Сорочка от Армани.

Внешность от папы.

Глупость от мамы.

Походка от Гуччи.

И ничего своего.

Модели-модели.

Хочется подражать.

Хочется так выглядеть.

Хочется так одеваться.

Хочется так танцевать.

Все перенять, и ничего своего.

Свое оставить дома.

Неповторимость не нужна.