Том 5. Дживс и Вустер

— Предубеждение, сэр, вы, вероятно, это имеете в виду. Точно! Оно самое. Мне сейчас, как я уже заметил, некогда излагать подробности, но Боко выказал себя последним ослом и навлек этим на себя предубеждение дяди Перси, так что теперь от него и намека на опекунское согласие не дождешься. Вы поняли, о чем я? Необходимо, чтобы та ответственная встреча состоялась как можно скорее.

— Чтобы его сиятельство пришел в более благодушное настроение?

— Именно! Если ему удастся провести желанную сделку, млеко человеческой доброты у него в душе перельется через край и затопит это самое предубеждение. Или вы со мной не согласны?

— По-моему, тут и сомнения быть не может, сэр.

— Вот и я так думаю. Потому я и расстроился, Дживс. У меня только что произошел довольно неприятный разговор с дядей Перси, в ходе которого он дал мне определенно понять, что не принадлежит к числу моих почитателей, так как считает меня — ошибочно — главным действующим лицом произошедшего здесь небольшого поджога.

— Это мнение несправедливо, сэр?

— Совершенно несправедливо. Я не принимал в поджоге ни малейшего участия. Это дело рук Эдвина, и только его одного. Но дядя, когда что-нибудь заберет в голову, ничего больше не видит, не слышит и знать не желает.

— К сожалению, сэр.

— К огромному сожалению. Вообще-то меня его приговор не особенно трогает. Попыхтит, покривит нос, и все дела. Бертрам Вустер не из тех, кого можно испугать парой-тройкой резких слов. Он просто усмехнется про себя и потихоньку щелкнет пальцами. Не все ли равно, какого мнения обо мне старый дурень. Да он не произнес и десятой доли того, что высказала бы на его месте тетя Агата. Беда только в том, что я обещал Нобби замолвить перед дядей словечко за ее обожаемого Боко, и когда вы появились, я как раз стоял и огорчался, что мои возможности в этой области сильно убыли. Я больше не оказываю на дядю Перси прежнего влияния. Так что вы уж постарайтесь насчет этой встречи.

— Я безусловно употреблю все старания, сэр. Ситуация мне совершенно ясна.

— Отлично. Что-то еще я должен был вам сказать? Ах, да. Сыр.

— Мистер Чеддер?

— Не просто мистер Чеддер, а констэбль полиции Чеддер, Дживс. Сыр, оказывается, теперь деревенский полисмен.

У Дживса на лице выразилось удивление, что вполне естественно. Ведь еще недавно, когда они только познакомились у нас в лондонской квартире, Сыр был для Дживса всего лишь обыкновенным заурядным гостем в костюме из твида. То есть, я хочу сказать, на нем не было ни мундира, ни каски и ничего похожего на форменные башмаки.

— Полисмен, сэр?

— Да, и к тому же вредный и мстительный. С ним у меня тоже состоялся неприятный разговор. Ему не нравится, что я здесь.

— Мне кажется, в наши дни много молодых джентльменов поступают на работу в полицию, сэр.

— Хорошо бы их было одним меньше. Попасть в немилость к полиции — это не шутки.

— Да, сэр.

— Мне придется быть постоянно начеку, чтобы он не мог придраться и применить ко мне свои служебные полномочия. Нельзя будет учинить пьяный дебош в деревенском трактире.

— Ни в коем случае, сэр.

— Один ложный шаг, и он нападет на меня, как этот… кто это нападал, будто волк на овчарню, Дживс?

— Ассирийцы,[116] сэр.

— Верно. Вот сколько всего я пережил, с тех пор как мы с вами расстались. Сначала Сыр, потом Эдвин, потом пожар и в заключение — дядя Перси. И это — за каких-то полчаса. Все вместе наглядно показывает, что может учинить над человеком Стипл-Бампли, если возьмется за дело как следует. Да, и вот еще что, о Господи, чуть было не забыл. Брошь помните?

— Сэр?

— Ну, брошь тети Агаты.

— А, да, сэр.

— Она потерялась. Не беспокойтесь, все в порядке. Потом она нашлась. Но можете себе представить, что я пережил. У меня сердце чуть не остановилось.

— Нетрудно вообразить, сэр. Но теперь она точно у вас?

— О, да, — ответил я и засунул руку в карман. — Вернее сказать, — проговорил я и вынул руку из кармана, чувствуя, что лицо мое бледнеет, а глаза лезут на лоб, — вернее, нет. Дживс, — сказал я, — вы не поверите, но это чертова штуковина опять куда-то подевалась!

С Дживсом иногда так бывает, и я, случалось, ставил ему это на вид: услышав, что вселенная молодого хозяина закачалась, он произносит только: «Весьма неприятно, сэр». Но в данном случае он не мог не признать, что такое важное событие заслуживает большего. Не стану утверждать, что он побелел, как полотно, и он не чертыхнулся, это совершенно точно, но он был максимально — для него — близок к тому, что называется в кинобоевиках «дыхание у него перехватило». Он посмотрел озабоченно, и если бы не придерживался самых строгих взглядов на корректность в отношениях между хозяином и слугой, наверное, похлопал бы меня по плечу.

— Это серьезное бедствие, сэр.

— Как будто я сам не понимаю!

— Ее сиятельство будет сильно раздражена.

— Могу себе представить, как она примется визжать от злости.

— Вы не вспомните, где могли обронить эту вещь, сэр?

— Я стараюсь. Погодите минуту, Дживс, — я закрыл глаза. — Дайте мне поразмыслить.

Я стал размышлять.

— Ура!

— Сэр?

— Нашел.

— Брошь, сэр?