– Он придет сегодня... – Николай опять глянул на часы, – через десять минут.
– Батюшки! – испугалась Груша. – Чего же ты молчишь-то сидишь? Надо же хоть маленько прибраться, что ли?..
– А что у тебя?.. Нормально и так.
Груша вскочила было, но оглянула комнату и села опять.
– Такты расскажи про него... Что хоть за человек-то? Ты откуда его знаешь-то?
– Учился с ним на курсах бухгалтеров вместе...
– Так это когда было-то!
– Давненько. А тут встретил его: я в банк приехал, и он туда же пришел. Ну, разговорились... Ну – как, мол, живешь? То, се... Одинокий он счас – разошлись тоже, двое детей было...
– А чего разошлись-то?
– Пил тоже...
– Вот те на! Так это что же мне, шило на мыло менять?
– Да погоди ты! Пил, счас не пьет – лечился, что ли, или так бросил, не спрашивал. Но твердо знаю, что счас не пьет. Хороший мужик. Я рассказал про тебя: вот, есть, мол, сестра – одинокая тоже, парнишка в пятом классе... Приду, говорит. Посмотри, может, что и выйдет у вас. Чего же одна будешь с этих лет...
Через приоткрытую дверь в горницу Витька слышал весь разговор. Навострил уши.
– Страшно, Коля, – говорила мать. – С одним всадилась до ушей... Но тогда хоть молодая была – простительно, а теперь-то – это уж глупость будет несусветная. Сама себя исклянешь...
– А не торопись, никто тебя силком не гонит, – отвечал на это Николай. – Присмотрись сперва... Да и он, думаю, тоже не кинется сломя голову. Алименты только с него здоровые дерут...
– Да это-то... черт бы его бей, с алиментами, они все нынче с алиментами. И я-то ведь не девка. Был бы человек хороший. Не зряшный какой...
– Да нет, он так-то ничего вроде. Вон он идет! Особо не суетись – тоже не в поле обсевок. Но и... это... не строй из себя... Нормально, как всегда...
– Да уж как-нибудь сумею. А семья-то его где, здесь живет?
Николай не успел ответить. В дверь снаружи постучали.
– Ну? – кивком показал на дверь Николай – откликнись, мол.
Груша чего-то растерялась...
Помолчали и вместе сказали:
– Да!
– Войдите!
Вошел носатый, серьезный, преуспевающий на вид человек лет этак сорока трех – сорока пяти. В добром, сталистого цвета плаще, при шляпе и при большом желтом портфеле. Маленькими глазами сразу с любопытством воткнулся в женщину... Но смотрел ровно столько, сколько позволило первое приличие.
– Ну вот, не заблудился, – сказал он. – Здравствуйте.
Николай поднялся ему навстречу.
Поздоровались за руку.
– Сестра моя... Груша – знакомьтесь, – представил Николай.
Груша, по-молодому еще стройная, ладная, тоже поднялась, подала руку.
– Владимир Николаевич, – назвался гость.
– Груша.
– Груша – это... Графена?
– Агриппина, – сказал Николай. – Это родители наши верующие были, ну, крестили, конечно... Хорошо, я под Миколу-Угодника угодил, а то был бы тоже какой-нибудь... Евлампий. – Николай мелко, насильственно посмеялся. – У нас был в деревне один Евлампий...
– Он потом переменил имя, – сказала Груша.
– Да, потом, правда, променял на... забыл, кто он стал-то?
– Владимир.
– Тезки, значит, – Владимир Николаевич тоже искусственно посмеялся.
– Садитесь, – пригласила Груша.
– Спасибо. Я бы разделся...
– О господи! – спохватилась Груша. И покраснела. – Раздевайтесь, пожалуйста!
Она была еще хороша, Груша. Особенно заметно стало это, когда она суетилась и на тугие скулки ее набежал румянец, и глаза, широко расставленные, простодушно, искренне засмеялись.
Владимир Николаевич опять ненароком прицелился к ней мелким, острым взглядом.
– Витька! – громко позвал дядя Коля. – Иди-ка сюда.
Вошел Витька.
– Познакомься с... дядей Володей, – сказал дядя Коля.
Витька стоял и смотрел на носатого дядю Володю.
– Ну, герой!.. – добренько сказал дядя Володя. И поискал в карманах у себя... – На-ка – пиратом будешь, – подал простенький пистолетишко, который даже и без пистонов был, а просто – чакал.
Витька не смог сдержать снисходительную ухмылку. Чакнул пару раз...
– Это – для первачей только.
Матери стало неловко, что сын у нее такой неблагодарный. Она опять покраснела.
– Ну, Витька!.. – сказала она. И засмеялась, и опять доверчиво и ясно засмеялись ее глаза.
– Ну, дядя Володя тебя еще не видел, не знал, что ты такой большой, – пришел на выручку дядя Коля. – В следующий раз принесет... А что тебе, пушку, что ли, надо?! Какой!
– Садитесь, Владимир Николаевич, – пригласила мать. Владимир Николаевич прихватил портфель и прошел с ним к столу. Присел, портфель поставил возле ног.
– Тепло как на улице-то, – сказал он. – Все же – сентябрь месяц, должно уже чувствоваться...
– Ну что, Витька? – спросил дядя Коля. – Небось на улицу лыжи навострил? Ну, иди, иди, а то там дружки твои заждались.
Витька вопросительно глянул на мать.
– Иди, поиграй, – разрешила мать.
Витька ушел.
Дружков у Витьки было несколько. Но самый задушевный, самый верный и умный, кому Витька подражал во всем почти, был Юрка, девятиклассник, квартирант старика Наума Евстигнеича, что жил по той же улице, через три дома.