У Юрки нелегкое положение. Отца у него нет, погиб на лесоповале, одна мать, а у матери, кроме Юрки, еще трое на руках – мал мала меньше. Мать живет в небольшой деревне, в сорока километрах отсюда, там вот нет десятилетки. Мать бьется из последних сил: хочет, чтоб Юрка окончил десятилетку. Юрка и сам хочет окончить школу. Больше того, он мечтает потом поступить в институт. В медицинский. Единственный, пред кем Витьке совестно, что он плохо учится, – это Юрка.
Огромный старик Наум Евстигнеич хворал с похмелья. Лежал на печке, стонал.
Раз в месяц – с пенсии – старик аккуратно напивался. И после этого дня по два лежал в лежку.
– Как черти копытьями толкут! – слабо удивлялся старик на печке. – О! О! Что делают!..
Юрка учил уроки.
– Кончаюсь, Юрка, – возвестил старик. – Все.
– Не надо было напиваться, – жестко сказал Юрка: старик мешал ему.
– Молодой ишо рассуждать про это – надо, не надо. Шибко уж много вы нынче знаете!
Юрка ниже нагнулся к книге.
– А что же мне делать, если не выпить? – старику охота поговорить: все, может, полегче будет. – Все ученые стали! – старик всерьез недолюбливает Юрку за его страсть к учению. У него свои дети все выучились и разъехались по белому свету, старик остался один и винит в этом только учение. – В собаку кинь – в ученого попадешь.
Юрка молчит. Шевелит губами.
Вошел Витька.
– Здорово, Витька! – сказал старик. – Хвораю.
– Опять? – спросил Витька.
– Вон дружок твой ругает, что выпил... Должен же я хоть раз в месяц отметиться.
– Зачем? – спросил Юрка, откинувшись на спинку стула и подмигнув Витьке на старика. – Зачем напиваться-то?
– Что я, не человек, что ли?
– Хм... – Юрка качнул головой. – Рассуждения, как при крепостном праве. Это тогда считалось, что человек должен обязательно пить.
– А ты откуда знаешь про крепостное время-то? – старик смотрит сверху страдальчески и снисходительно. – Откуда ты знаешь-то? Тебе всего-то от горшка два вершка, а сидит, рассуждает...
Юрка скосоротился и безнадежно махнул рукой.
Витька подсел к нему.
– Как дела? – спросил Юрка негромко.
– Ничего!
– Все знают! – разошелся старик. – Все на свете знают. А чего человек с похмелья хворает, это вы знаете, товарищи ученые?
«Ученые» переглянулись...
– Отравление организма, – отчеканил Юрка. – Отравление сивушным маслом.
– Где масло? В водке?
– Так точно, ваше благородие! – Юрка с Витькой хихикнули.
– Доучились! – старик доволен, что поймал зеленых на явной глупости. – А сыра там нет случаем? Хэх, елки-палки!..
– Хочешь, я тебе формулу покажу? – вскочил Юрка. – Сейчас я тебе наглядно докажу... На! Вот она, формулка...
– Пошел ты со своей формулой! О-ох, опять накатило... О, что делается!
– Ну, похмелись уж тогда, чего мучиться-то?
Старик никак не реагирует на это предложение.
Витька заговорщически наклонился близко к другу и сказал тихо:
– Денег жалко. На похмелку-то.
Юрка согласно кивнул головой: знаю, мол.
– Я тебе сала маленько принес. В сенцах оставил.
– Дядька приехал?
Витька кивнул.
– Еще какой-то гусь пришел – к маме. Володя какой-то.
– Зачем?
Витька пожал плечами.
– Сватать, что ли... Он прямо не говорит. Пистолет вот подарил.
– Ну-ка? Ой, ну и пистолет!
– Он думал, я еще маленький.
– Витька, отец-то пишет? – спросил старик. – Где он счас?
– Не знаю, – неохотно сказал Витька.
– Помогает вот он вам?
– Не знаю. Помогает.
– Носит нынче людей по белому свету... – сказал старик. – И моих где-то черт носит. Вот оно, ученье-то!
– Радоваться надо, что дети выучились, а он... ворчит, – заметил Юрка.
Старик приподнялся на локте.
– Сколько тебе лет учиться до хирурга?
– Шестнадцать. Десять плюс шесть в медицинском институте.
– Так, – зловеще гнул старик. – А сколько ты будешь получать?
– Не в этом дело...
– Нет, сколько?
– Я не интересуюсь зарплатой.
– А-а – завилял? Зарплатой не интересуется... Видали ухаря? Витька, дай ему там подзатыльник, хвастунишке. Зарплатой они не интересуются!.. Только старикам шиш высылают.
– Что, у тебя денег, что ль, нету?
– Есть. Не про вашу честь.
– Ну и вот.
– Я тебе про другое толкую: на кой шут жилы-то из себя тянуть столько лет? Иди вон на шофера выучись да работай. Они вон по сколь зашибают. Да ишо приворовывают: где лесишко кому подкинет, где угля – деньги. И матери бы помог. У ей ведь трое на руках... Шутка в деле! Кажилится на тебя, кажилится, а ты потом – хвост трубой и завьесся в большой город.
– Не твое дело.
– Знамо, не мое. Я чужой человек, плотишь мне пять рублей – живи на здоровье. Мне матерю твою жалко. Легко, думаешь, ей одной с вами?..
– Проживем! – резко сказал Юрка. – Никому до этого... Нечего! Жили и проживем.
– Сбили вас с толку этим ученьем – вот и мотаетесь по белому свету. Ты ишо кто? – сосунок, а уж по квартирам ошиваешься. Дома родного не знаешь.
– Если дома нет десятилетки, что я теперь?
– Во-от! «Десятилетки», «пятилетки»... Жили раньше без всякого ученья – ничо, бог миловал: без хлебушка не сидели.
– У вас только одно на уме – «раньше»!
– А то... ирапла-анов наделали – дерьма-то.
– А тебе больше глянется на телеге?