Том 5. Книга 2. Статьи, эссе. Переводы

А когда боль совершилась — она обнаружит, что это вовсе не боль. Боль — это: стыд, сожаление, угрызение совести, отвращение. Причинить боль означает изменить своей душе с мужчиной, изменить своему детству с врагом. Но не враг ей та, ведь это все еще «я», новая «я», спавшая в моих глубинах и разбуженная этой другой «я», там, до меня, проступившая теперь наружу и, наконец, любимая. Ей не надо было отрекаться от самой себя, чтобы стать женщиной, ей надо было лишь расковать себя (вплоть до самых недр своего существа), лишь разрешить себе быть. Ни раны, ни надрыва, ни бесчестья.

И это слово — итог: О, я! О, моя любимая я!

— О, она никогда не бросит ее от стыда или отвращения.

Но из-за другой (ради другой) причины.

* * *

Вначале это нечто вроде шутки. — Какой прелестный ребенок! — Ты хотела бы такого же? — Да. Нет. От тебя — да. Но… это так, в шутку.

В другой раз — вздох. — Как бы я хотела… — Чего же? — Ничего. — Нет, нет, я знаю… — Ну раз ты знаешь. Но только — от тебя…Молчание.

— Ты все еще об этом думаешь? — Раз уж ты сказала… Но это ты´ сказала…

У нее есть все, но слишком многое, даже все, что она могла бы дать, остается при ней. — «Я хотела б любить тебя маленькой». — Точно так же женщина говорит:

— Я хотела б любить тебя маленьким. Другая ты. Еще одна ты. Мною созданная — ты ребенок.

И, наконец, — крик — отчаянный, обнаженный, неотвратимый:

— Ребенка от тебя!

* * *

Тот, кто никогда не придет. Тот, о чьем появлении даже нельзя молить. Можно просить у Богоматери ребенка от возлюбленного, можно просить у Богоматери ребенка от старика — не справедливости — чуда, но о безумьи не просят. Союз, где ребенок исключен начисто. Порядок вещей, предполагающий отсутствие (невозможность) ребенка. Немыслимо. Все, кроме ребенка. Словно тот обед Короля и дворянина: все, кроме хлеба. Великого насущного хлеба — женского.

* * *

Ребенок — постоянное и отчаянное желание одной из них — той, что младше и более она. Старшей ребенок не нужен, у нее есть подруга для ее материнского чувства. Ты — моя подруга, мой Бог, мое все.

Но подруга не хочет быть любимой как ребенок. Любить ребенка — вот, чего она хочет.

И та, что начала с нежелания иметь ребенка от него, кончит желанием иметь ребенка от нее. И оттого, что этого не может быть, она однажды уйдет, продолжая любить, но гонимая ясной и бессильной ревностью своей подруги, и настанет день, когда она, никому не нужная, рухнет в объятья первого встречного.

* * *

(Мой ребенок, моя подруга, мое все и — Ваше гениальное слово, мадам, мой женский побратим, — никогда: сестра. Должно быть, слово «сестра» их пугает, как будто оно может насильно вернуть их в тот мир, откуда они ушли навсегда.)

Вначале старшая боится этого больше, чем другая этого хочет. Можно сказать, что именно старшая доводит ее до отчаяния, превращая улыбку в стон, стон — в желание, желание — в наваждение. Наваждение младшей создается наваждением старшей. — Ты уйдешь, ты уйдешь, ты уйдешь. Ты хочешь его от меня, ты захочешь его от первого встречного… Ты все еще думаешь об этом… Ты посмотрела на этого мужчину. Не правда ли, прекрасный отец для твоего ребенка! Оставь меня, раз я не могу тебе его дать…

* * *

Наши опасения — побуждение, наши страхи — внушение, наши наваждения — воплощение. Младшая вынуждена это скрывать, но постоянно думает об одном и том же. Она не отводит глаз от молодых женщин с полными руками. Подумать только: у меня никогда его не будет из-за того, что никогда, никогда, никогда я ее не брошу. (В этот миг она ее бросает.)

* * *

Ребенок — неподвижная точка, от которой отныне она не сможет оторвать глаз. Подавленный в ней ребенок вновь всплывает на поверхность ее глаз<,> как утопленник. Надо быть слепым, чтобы его не увидеть в них.

И та, что начала с желания иметь ребенка от нее, кончит желанием иметь ребенка безразлично от кого: даже от него — ненавистного. Из гонителя он превратится в спасителя. А Подруга — в Недруга. И ветер возвращается на круги своя…

* * *

Ребенок зачинается в нас задолго до своего начала. Есть беременности, что длятся годами надежд, вечностями отчаянья.

* * *

А все подруги выходят замуж. И мужья у этих подруг такие веселые, открытые, понятные… Подумать только: я тоже…

Замурована.

Погребена заживо.

* * *

А другая не унимается. Намеки, упреки, подозрения. Младшая: Разве ты меня больше не любишь? — Я люблю тебя, но — ведь ты все равно уйдешь.

Ты уйдешь, ты уйдешь, ты уйдешь.

* * *