Том 5: Когда обрывается лента

Корридон даже не пытался вникнуть в смысл слов. Его взгляд бездумно перешел с лица молодой женщины на ее платье. На нем были вытканы синие и белые цветы… Он никак не ожидал услышать подобный ответ. Он вначале решил, что та знает об охоте, в которой Брайан был дичью, и объявила его мертвым, думая таким образом отвадить охотников.

— Я этого не знал, — спокойно проговорил он. — Прошу прощения, я не стал бы вас беспокоить напрасно…

Он с трудом оторвался от созерцания цветов на платье и, подняв глаза, посмотрел ей в лицо.

— О, не извиняйтесь! — живо возразила она, желая ободрить. — Эти два долгих года… Сначала мне его ужасно не хватало, но ведь нельзя жить только прошлым, правда?

— Безусловно! — ответил он, ударяя шляпой по коленям. — Что ж, раз это так, то не о чем и говорить. Поверьте, я огорчен. — Почувствовав, что говорит не совсем то, добавил: — Очень трудно поверить, что такой человек, как Брайан, мертв… — Он отступил на шаг и нагнулся, чтобы взять чемодан. — Не смею больше беспокоить вас.

Все это время серые глаза неотступно смотрели на него, и Корридон подумал, не узнала ли девушка в нем врага Мэллори.

— Нет, нет, вы так не уйдете, — запротестовала она. — Входите, прошу вас. Вы были его товарищем по авиации?

— Да… Нас познакомили. Он был замечательный парень… Меня зовут Корридон. Мартин Корридон. Мне все же не хотелось бы беспокоить вас, мисс…

Она отступила назад и широко распахнула дверь.

— Входите, прошу вас.

Он окинул взглядом слепящую белизну стен и вошел в прохладный домик. Деревянные ставни немного пропускали солнечный свет, и на полу лежали замысловатые узоры. Прямо напротив двери помещался холст с наполовину законченной женской фигурой. И хотя он ничего не понимал в искусстве, глаза женщины поразили его — казалось, она смотрит прямо в его душу.

— Удивительно!.. — проговорил он помимо воли. — Ваше?

— Да.

Она стояла рядом, засунув руки в большие карманы платья, и ее голова находилась чуть-чуть выше его плеча. Они стояли так близко друг от друга, что почти соприкасались, и молча смотрели на картину. Потом, с ноткой печали в голосе, она сказала:

— Брайан шутя называл мои картины почтовыми открытками. У него был замечательный вкус, и он очень помогал мне советами.

Проницательный взгляд женщины на картине начал тяготить Корридона, и он отвернулся. В студии царил образцовый порядок. С одной стороны находилась полка с книгами, и их пестрые переплеты прекрасно сочетались с множеством цветов, расставленных по комнате. Большой диван, покрытый подушками, занимал одну из стен, а в углу, удачно вписываясь в обстановку, красовался буфет. И повсюду на стенах картины. Корридон мельком осмотрел их: те же краски, тот же колорит, та же уверенная рука.

Странно, подумал он, что такая маленькая девочка может так рисовать… Вероятно, у нее очень сильный характер.

Он чувствовал себя не в своей тарелке и буквально не знал, о чем говорить. Она же была приветлива и ровна, обращаясь к Мартину, как к старому знакомому.

— Вы когда познакомились с Брайаном? — неожиданно спросила она и повернулась к Корридону. И тот, к своему замешательству, обнаружил, что ее взгляд такой же проницательный, как у женщины на картине.

— Я случайно встретился с ним во время войны, — ответил он, сожалея, что внимательно не ознакомился с биографией Мэллори. — Мы делили комнату в течение недели. Он дал мне взаймы десять фунтов, и я хотел бы вернуть их ему.

— Садитесь, пожалуйста, — приветливо сказала она. — Я так давно не встречала людей, которые бы знали его! Теперь жалею, что мало интересовалась его друзьями. Вы что-нибудь выпьете или слишком рано?

— Для меня никогда не бывает рано, — ответил Корридон, снимая пальто. И, пока она ставила на стол бутылку джина и бутылку дюбонне, продолжал:

— Я долго провалялся в госпитале после войны. Потом отправился в Америку. Недавно вернулся и вспомнил о долге Брайану. Я подумал, что это хороший предлог, чтобы возобновить знакомство. Поискал в справочнике его имя, но не обнаружил, а натолкнулся на ваше. Он говорил мне как-то о своей сестре Энн, и я решил, что это, вероятно, вы и есть.

— Что же он вам говорил обо мне? — она подошла с двумя стаканами, придвинула к столу еще один табурет. Руки ее слегка дрожали. — Да садитесь же!

Нет, лучше не лгать! Ему почему-то была отвратительна вся эта комедия, и приходилось прилагать огромные усилия, чтобы ложь звучала правдоподобно. Его так и подмывало рассказать Энн всю правду.

— Мы тогда совсем немного поговорили. Он только упомянул ваше имя. Энн… Мне очень нравится это имя.

— А остальное вы забыли? Мне кажется, я немного сентиментальна, но мне бы хотелось услышать все…

Он замялся, боясь новой лжи:

— Право, не помню. Он говорил что-то… О том, что вы красивы… И еще…

Она испытывающе посмотрела на него.

— Нет, это не то. Я не должна больше вас спрашивать.

— Мне очень жаль. У меня отвратительная память… К тому же, я был далек от мысли, что мне когда-нибудь выпадет случай познакомиться с вами. — Он решил переменить тему разговора: — А как он умер? Или вы не хотите говорить об этом?