Том 5. Мы — на острове Сальткрока

Он первым спустился на лед, а все остальные последовали за ним. Тут они увидели Бьёрна, перебиравшегося по другому трапу, перекинутому через канал во льду. То был неустойчивый и рискованный мостик, которым обычно пользовались жители Норсунда, когда хотели попасть на Сальткроку. Верно, на Сальткроке у Бьёрна было сегодня важное дело.

— Ты чего притопал, стряслось что-нибудь? — лукаво спросил его Сёдерман.

Но Бьёрн не ответил, он увидел Малин.

— Хейсан и хоппсан, и фаллераллера, в сочельнике все будут плясать до утра! — запел Мелькер и схватил Чёрвен за руку, но она вырвалась, так как хотела идти вместе с Пелле, и поэтому следовало поторопиться.

Пелле так спешил, что успел поздороваться только с Боцманом. Он ринулся по льду к пристани, потом припустил без оглядки по улице. Чёрвен не могла угнаться за ним. Она сердито закричала, чтобы он остановился, но увидела лишь, как пляшущая кисточка его вязаной шапочки скрылась в сумерках далеко впереди.

Правда, она знала, где его искать.

— Юкке, маленький мой Юкке! Видишь, я вернулся к тебе, — шептал Пелле.

Когда Чёрвен вошла в хлев Янссона, Пелле сидел в обнимку с кроликом. В сумерках она с трудом различила его, но зато хорошо слышала, как он шептался с кроликом, словно Юкке был человеком.

— Пелле, угадай, что я умею делать? — живо спросила Чёрвен. — Я умею шевелить ушами.

Но Пелле не слышал ее. Он продолжал разговаривать с Юкке, и ей пришлось повторить одно и то же трижды, прежде чем он ответил.

— Давай посмотрю, — откликнулся он наконец.

Чёрвен встала к окну, где чуть брезжил скуповатый свет, и начала демонстрировать свое умение. Она старалась вовсю, делала отчаянные гримасы и потом спросила с надеждой:

— Выходит?

— Не-а, — протянул Пелле.

Он вообще не понимал, зачем ей понадобилось шевелить ушами, но Чёрвен объяснила, что рождественский домовой особенно любит тех, кто умеет это делать. Тогда Пелле захохотал во все горло и сказал, что, во-первых, никакого рождественского домового нет, а во-вторых, люди, умеющие шевелить ушами, нравятся домовому ничуть не больше тех, которые этого не умеют. Поэтому она с таким же успехом могла бы научиться чему-нибудь более полезному, например свистеть. Это Пелле умел и, прижав еще крепче к себе Юкке, засвистел ему: «На елках зажглись мириады свечей!»

Он свистел также и для Чёрвен, раз уж ей волей-неволей пришлось его слушать.

Пелле и не подозревал, что он наделал, сказав, что рождественского домового нет. Детская вера Чёрвен в чудо с треском надломилась. Неужто домового в самом деле нет? Чем ближе был сочельник, тем больше она волновалась. Может быть, Пелле и прав? Утром в сочельник, когда на завтрак ей дали кашу, она уже настолько отчаялась и перестала верить в домового, что почти выбросила его из головы. Но от этого веселее ей не стало. Какой же теперь сочельник! Рождественского домового не будет… и еще каша на завтрак. Она с отвращением отодвинула от себя тарелку.

— Поешь, оса ты этакая! — ласково сказала Мэрта. Она не понимала, почему у Чёрвен так потемнели глаза. — Такую кашу больше всего любит домовой, — заверила она.

— Отдай ему и мою, — недовольно пробурчала Чёрвен. Она негодовала на этого домового, которого вроде и не было, но который все-таки хотел, чтобы она ела его любимую кашу и шевелила ушами, и обиженно сказала: — Кашу есть да верить в рождественского домового — других дел, по-твоему, у малышей нет?

Ниссе понял: с ней что-то неладно. По лицу Чёрвен он почти всегда мог догадаться, когда с ней бывало неладно. Сейчас он тоже догадывался. И когда Чёрвен впилась в него глазами и напрямик спросила, есть ли на свете домовые или нет, он сразу понял, что сочельник будет ей не в радость, если он откровенно ответит: «Нет, они есть только в сказках!»

И тогда он показал ей старинный деревянный кашник, который принадлежал еще его бабушке. В рождественский вечер она доверху наполняла его кашей и ставила за угол дома для домового.

— Что, если мы проделаем то же самое? — предложил Ниссе. — Давай положим твою кашу в кашник и оставим ее для домового.

Чёрвен засияла так, будто внутри у нее зажглась рождественская свечка. Ясное дело, домовые существуют, раз папина бабушка верила в них! Все-таки здорово, что домовые живут на свете и тайком крадутся за углом дома в сочельник! И хорошо еще, что они любят кашу, — им можно будет сплавить свою. Снова все утряслось, и обо всем этом она непременно расскажет Пелле.

Но встретились они, когда уже смеркалось и все сальткроковцы собрались на обледенелом причале Столяровой усадьбы и смотрели, как сани домового неслись сквозь густую пелену поземки. На облучке восседал самый взаправдашний рождественский домовой и освещал дорогу факелом. Правда, сани и лошадь у него были Янссона, но ведь домовой может взять упряжку взаймы, когда ему надо привезти такую уйму подарков.