Том 5. Мы — на острове Сальткрока

Не успел Мелькер рта раскрыть, как она, захлебываясь и шепелявя, стала рассказывать ему про заколдованных принцев. Мелькер несколько раз пытался прервать поток ее слов, но его обезоруживала милая щербатая улыбка Стины. Она добросовестно зарабатывала деньги на выкуп Мосеса.

Получив заранее согласованную мзду, она было собралась уходить, и Мелькер облегченно вздохнул. Но потом, что-то надумав, она вернулась и решительно заявила:

— Я спою тебе еще песенку. Это будет стоить двадцать пять эре.

— А сколько будет стоить, чтоб ты не пела? — в отчаянии спросил Мелькер.

— Ничего не выйдет! Я уже пою, — сказала Стина.

Закатив глаза, Стина самозабвенно пела тоненьким голоском, подражая певице, которую как-то слышала в городе.

А Мосес жил своей собственной жизнью, не печалясь ни о чем и нисколько не заботясь об операции «Мосес».

Одинокие часы, проведенные в разных лодочных сараях, явно не пошли ему на пользу. Его едва можно было узнать. Он стал беспокойным и раздражительным, даже чуть озлобленным. Вопил и шипел он гораздо больше, чем раньше. А иногда пытался даже кусаться.

— Мосес не совсем то домашнее животное, которое бы я предпочла всем другим, — говорила Малин. Но говорила так, чтобы Пелле не слышал.

Пелле обожал Мосеса ничуть не меньше, чем Юкке, и когда Мосес шипел на него, он его только поглаживал.

— Бедный маленький Мосес, что с тобой? Тебе у меня не нравится?

Но Мосесу, как видно, всюду теперь не нравилось. Ему совершенно не хотелось быть ни в лодочном сарае, ни даже в пруду. Охотнее всего проводил он время на берегу моря, но Пелле боялся брать его туда, потому что дядя Ниссе предупредил его:

— Держи его в пруду, а не то он удерет в любой момент.

И Пелле держал Мосеса взаперти в пруду и с печалью думал о том, как бы хорошо завести себе животное, которое не хотело бы удрать. Юкке удрал — на свою собственную погибель, но Пелле надеялся, что с тюленем все будет иначе. Бедняга Мосес, почему он стал такой беспокойный?

Ножка Туттисена почти зажила, но ягненка все еще не вернули назад в овечий загон. Он ходил по пятам за Стиной, а Боцман за Чёрвен. Он не сразу рискнул это сделать, он был не из тех собак, что навязываются. Молча и спокойно занял он свое привычное место у крыльца и лежал там, пока не пришла Чёрвен и не обвила его шею руками.

— He-а, Боцман, здесь ты больше лежать не будешь, никогда в жизни!

Тогда он пошел за ней и с тех пор больше не отходил от нее ни на шаг.

Вот так и ходили Чёрвен со Стиной, а сзади — их животные. А у Пелле не было никого, кто бы следовал за ним по пятам.

— Хоть тюлень за тобой не ползает, все равно он твой, — говорила Чёрвен.

У Пелле был задумчивый вид.

— Мне кажется, что Мосес ничей, что он — сам по себе.

И вот настала суббота, день, когда Вестерман должен был получить сполна свои двести крон.

В лавке на Сальткроке было неспокойно. Пришло время считать деньги. В помещении было полно народу, потому что это дело интересовало весь остров. Никто из сальткроковцев не дал бы Вестерману ни одного эре. Обидеть Чёрвен, их Чёрвен, ну, они ему еще покажут! Все были на стороне девочки.

Вестерман это знал и потому держался развязнее, чем обычно, когда в назначенное время явился в лавку к Ниссе и протиснулся к прилавку. За прилавком выстроились в ряд все ребята, и все глазели на него — все Мелькерссоны и все Гранквисты. Сердитей всех глазела Чёрвен! Вот нахал! Хочет получить деньги за тюленя, которого сам же ей подарил. А сколько трудов стоило Чёрвен ухаживать за ним, сколько молока и салаки перетаскала она ему!

Вестерман ухмылялся и валял дурака:

— До чего ж ты ласково смотришь на меня, Чёрвен. Ну, как думаешь, достанется тебе тюлень или нет?

— Это мы посмотрим, — сказал Ниссе, высыпая содержимое копилки на прилавок.

Когда он начал считать деньги, в лавке воцарилась тишина. Никто не произносил ни слова. Слышен был только звон монет и бормотание Ниссе.

Пелле влез на ящик с маргарином за прилавком. До чего противно слушать звон этих монет. А что, если денег не хватит? Бедняга Мосес, что, если Вестерман возьмет и продаст его Петеру?

Но тут у Пелле мелькнула мысль, больно кольнувшая его. Кто сказал, что Мосесу от этого будет хуже? Может, плавать по морю с радиопередатчиком на спине куда приятнее, чем плескаться в пруду на Сальткроке. «Хотя тюленю, — думал Пелле, — приятнее всего плавать по морю на воле без всякого радиопередатчика или чего-нибудь еще, свободно плавать вместе с другими тюленями».

Занятый своими мыслями, он вдруг услышал голос дяди Ниссе:

— Сто шестьдесят семь крон восемьдесят эре.

Вздох разочарования пронесся в сальткроковской лавке, и все укоризненно воззрились на Вестермана, словно он был виноват в том, что в копилке не хватало денег. Ниссе в упор смотрел на Вестермана:

— Может, уступишь?

Вестерман тоже в упор посмотрел на Ниссе:

— А разве ты в своей лавке торгуешься?

Внезапно перед Вестерман ом выросла Чёрвен:

— Вестерман, знаешь что, я никогда не просила у тебя этого тюлененка, помнишь, ты сам мне его подарил?

— Ну, опять заладила свое, — сказал Вестерман.

Чёрвен смерила его взглядом с ног до головы: