Том 5. Наука и просветительство

15.11.1976: О. Г. Ревзина, анализ стихотворения Цветаевой «Та, что без видения спала…»; 29.11: И. М. Семенко, интерпретация эпиграммы Батюшкова «Три Пушкина в Москве…»; 13 и 20.12: А. К. Жолковский, о том же стихотворении Мандельштама «Я пью за военные астры…»; 10.1.1977: М. Л. Гаспаров, по поводу книги: S. Broyde. Mandelstam and his age (1975) – контринтерпретации нескольких стихотворений; 7.2: Т. В. Цивьян, семиотика французского языка в «Подростке» Достоевского; 28.2: Ю. И. Левин, «О типологии непонимания текста»; 14.3: Б. А. Успенский, «Имяславие у Мандельштама» (имяславие – ересь в православии начала ХX века, перекликавшаяся с трактовкой слова в мировоззрении Мандельштама); 29.3: М. Л. Гаспаров, «Дериваты русского гексаметра»; 4.4: О. Г. Ревзина, «Некоторые особенности поэтического синтаксиса Цветаевой»; 18.4: М. Л. Гаспаров, «Семантический ореол 3-стопного ямба»; 16.5: А. К. Жолковский, «Прием „затемнения“ и его место в детских рассказах Толстого».

Много лет спустя в ретроспективном обзоре идей и быта русской семиотики 1960–1970‐х годов295 А. К. Жолковский писал:

Культурная позиция, стоявшая за деятельностью московско-тартуской школы, представляла собой целый комплекс установок, в который, наряду с собственно теоретическими исследованиями, входили также: реабилитация запретных литературоведческих школ (формалистской и других) и запретных авторов (Цветаевой, Мандельштама и других); и, наконец, непосредственное изучение русской литературы, официальной и неофициальной, которое было задержано сталинизмом и могло быть теперь продолжено с применением как вновь обретенных старых, так и разрабатываемых новых теоретических средств. Это культурное предприятие часто вынуждено было прибегать к эзоповому языку…296 и т. д.

Все это относится и к работе описываемого семинара, но в разной степени. Меньше всего в нем было «эзопового языка». Так Жолковский называет специфически усложненную структуралистскую терминологию («дискурс», как теперь принято говорить), которая делала печатаемые статьи совершенно непонятными для цензоров – но вместе с этим и для многих потенциальных читателей. Здесь, где обсуждение было устным и оглядки на цензуру не требовалось, и доклады, и обсуждения звучали гораздо понятнее, чем публикации (иногда – статей по этим докладам) в «Трудах по знаковым системам» тех же лет.

«Собственно теоретические исследования» – это не значит «абстрактные, отвлеченные». Структуралистов и семиотиков упрекали в том, что для них конкретные анализы – лишь подсобный материал для проверки универсального метода. Здесь этого не было, скорее наоборот: конкретные анализы нащупывали пути к общим закономерностям. Философского обоснования методов не было, слово «герменевтика» не произносилось.