Читаем Том 5. Наука и просветительство полностью

После этого Институт иностранных языков перестал пускать под свой кров неблагонадежную группу, тем более что члены ее, кроме разве Тарлинской, и не были сотрудниками института. Наступил период бездомности. Несколько раз собирались в Институте русского языка АН, где ее работой заинтересовался В. Д. Левин, занимавшийся стилистикой и историей художественного языка (дядя Ю. И. Левина, потом профессор в Иерусалиме); здесь Д. Сегал делал ювелирный анализ мандельштамовского «Сестры – тяжесть и нежность…». Стиховедение еще дальше отступило на второй план; С. И. Гиндин пишет о своем докладе «Стихотворный метр как конечный язык и задание метров порождающей грамматикой»: «…помню, как крякнул при таком заглавии В. Д. Левин». Но Левин сам был в плохих отношениях с начальством своего института и вскоре был вынужден эмигрировать; еще раньше эмигрировал Д. Сегал. В 1976 году заседания возобновились наконец на квартире у А. К. Жолковского. Ю. И. Левин пишет: «Поразительно, что потребовалось четыре года, чтобы прорезалась наконец идея, что можно собираться безо всякой „крыши“, официальной или полуофициальной, просто дома». Видимо, действовало подсознательное различение: собираться «просто дома» для «кухонных» разговоров о политике – естественно, наука же, даже неофициальная, имеет право на бóльшую публичность. Заседания продолжались до весны 1979 года, когда пришлось эмигрировать уже самому Жолковскому, а вскоре потом и Щеглову.

За четыре года состоялось около сорока пяти заседаний (обычно – каждые две недели, с перерывом на лето). Самыми постоянными участниками оставались А. К. Жолковский, Ю. К. Щеглов, Ю. И. Левин; их доклады звучали чаще всего. Столь же часто присутствовали (но с докладами выступали редко) Е. М. Мелетинский, фольклорист с международной известностью, и его жена И. М. Семенко, исследовательница Мандельштама, Жуковского и Батюшкова. Из лингвистов с литературоведческими интересами чаще всего приходили Т. В. Цивьян, О. Г. Ревзина ([ее темой была] лингвистическая поэтика Цветаевой) и Т. М. Николаева; однажды сделал доклад Б. А. Успенский.

Выступали с докладами Ю. Л. Фрейдин, мандельштамовед; О. А. Седакова (очень известная поэтесса, тогда аспирантка Института славяноведения); С. Ельницкая (сейчас – в Вермонте, США).

На интересовавших их докладах появлялись лингвист и культуролог В. М. Живов, романист (и знаток Вл. Соловьева и начала ХX века) Н. В. Котрелев, фольклорист С. М. Толстая, лингвист А. Я. Шайкевич, античница Н. В. Брагинская, а один раз, по особой просьбе хозяина, «знаменитый своим отшельничеством В. Н. Топоров» (выражение А. К. Жолковского). Когда в Москве оказывались ленинградцы или прибалтийцы, они тоже приходили на заседания, иногда с докладами: Б. М. Гаспаров (сейчас в Нью-Йорке), И. А. Паперно (сейчас в Беркли), Г. А. Левинтон, М. Б. Мейлах, Р. Д. Тименчик (сейчас в Иерусалиме), И. А. Чернов, Е. А. Тоддес, киновед Ю. Цивьян; несколько раз приходил Ю. М. Лотман.

Из иностранных гостей самым долгим был К. Тарановский (он провел в Москве несколько месяцев в 1976 году; только что вышла его первопроходческая книга о поэтике Мандельштама); с докладом о Хлебникове выступал его ученик Х. Баран; бывали М. Марцадури, Т. Лангерак, J. M. Meijer, Э. Браун и другие.

А. К. Жолковский и Ю. И. Левин сохранили записные тетради, по которым можно восстановить даты и содержание докладов. Вот, например, перечень заседаний в сезоне 1976/77 года:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное