Читаем Том 5. Одинокому везде пустыня полностью

В большой, заставленной картонными коробками комнате давно не топили, так что даже чернила замерзли в старинном бронзовом приборе с головами львов, перекочевавшем в этот загс, верно, с какого-то дореволюционного барского стола или из богатого присутствия[2]. Расписывались химическим карандашом, чтобы роспись получилась наверняка, каждый жених и каждая невеста слюнявили острие карандаша, а потом расписывались, и от этого на кончиках их языков оставались синие метки, а кто-то умудрялся и губы вымазать синим – смеялись по этому поводу все, с восторгом показывали друг дружке языки и хохотали так неостановимо, так сладко! Смеялись невесты, смеялись женихи, хохотали свидетели, и даже строгая женщина в темно-синем кителе – заведующая загсом – и та сдержанно хихикала. Женихи и невесты были в основном молоденькие, но попадались и тридцатии сорокалетние пары, так что уже по одному этому факту можно было сделать вывод, что народ приготовился воевать не на шутку, что люди слепляются, чтобы стоять тверже, а не собираются бежать врассыпную.

Свидетельницей со стороны невесты Нади была, конечно, Сашенька, а свидетелем со стороны Карена – сын Софьи Абрамовны Марк: оказывается, они с Кареном играли в одной шахматной команде и даже занимали какие-то призовые места на московских городских турнирах, что говорило о довольно высоком уровне их мастерства.

Еще до загса, рано утром, Марк принес в пристройку к кочегарке, где жили Сашенька и Анна Карповна, килограмма два говядины, десяток луковиц, две головки чеснока, бутылку шампанского 1938 года розлива[3] и кулек карамелек – по тем временам это была баснословная щедрость; Карен принес поллитровую банку топленого масла из Армении, Надя, как самая неимущая, свою пайку хлеба, Сашенька купила у знакомой торговки пять яиц и килограмм пшеничной муки первого сорта, квашеная капуста и картошка были у Анны Карповны припасены свои. Так что стол накрыли отменный, жаркое получилось у Анны Карповны такое – пальчики оближешь! Еще Карен принес какой-то странный предмет, завернутый в розовое потертое байковое одеяльце, и положил его на кровать.

– Он замерз! Тепер, пока мы на загс, пуст погреет! Хорошо? – спросил он Анну Карповну.

Та согласно кивнула, и, не любопытничая, что там, в свертке, принялась готовить еду, а молодые вывалились гурьбой за двери пристройки и пошли скорым шагом в загс, уверенные, что дел там у них минут на десять-пятнадцать, что они будут единственными в своем роде.

Стол, накрытый Анной Карповной, источал такие ароматы, а все были так голодны и счастливы, что свалили полушубки и ушанки кучей на ларь с книгами – и сразу с места в карьер… Марк ловко откупорил шампанское – пробка вылетела в потолок, едва не угодив в потолочное окошко, крест-на-крест перечеркнутое бумажными полосами.

– Эй, Марк, – вскрикнула Надя, – ты так их без стекол оставишь!

– Ничего, – сказал Марк, – не бойся, Наденька, я не промахнусь! – и разлил шампанское по граненым стаканам и чайным чашкам, которые удалось собрать.

Выпили за молодых.

Выпили за родителей Карена в их далекой каменистой Армении.

Выпили в память родителей Нади, умерших в 1933 году от голода, в степном селе под Сальском.

Выпили за то, чтобы немец не взял Москву.

Хвалили жаркое, хвалили капусту, хвалили картошку, хвалили оладушки. Ну и, само собой, хвалили в первую очередь искусницу Анну Карповну, а она только кивала головой и улыбалась: она ведь не говорила по-русски…

Карен встал и прошел из-за стола к кровати, к свертку в байковом одеяльце.

– Что там у тебя? – полюбопытствовала Сашенька.

– Скрипк, – сказал Карен, разворачивая ее, как дитя, из одеяльца, и его большие черные глаза вспыхнули так ярко, так одухотворенно, что всем как-то сразу стало по-детски радостно, и война словно отодвинулась куда-то далеко-далеко, а не нависала над стенами Москвы своей огнедышащей окровавленной тушей.

Скрипка была не стандартная, но вроде и не самоделка, темный лак лежал ровно, линии были отточенные, чистые, смычок был тоже вполне хороший на вид.

– Моя дед сама немножко ремонтировала этот итальянски скрипк, он немножко ломал. Моя дед играл всегда и сам делал скрипк. У нас на свадьб всегда играют песня «Царен, Царен», я тоже хочу играл, чтобы был как армянский свадьб мало-мало…

– Давай! Давай! Играй, Каренчик! – поддержали его все, кроме Анны Карповны, хотя и она тоже кивала и улыбалась в знак согласия.

Карен заиграл. Песня была красивая, протяжная, немножко печальная.

– О чем эта песня? – спросила Надя.

– О любимый девушк, – ответил Карен.

– Ну если уж армяне играют на скрипках, то нам, евреям, сам Бог велел! – весело сказал Марк. – А ну-ка, дай инструмент!

Марк довольно профессионально сыграл чардаш Монти, а потом гавот Госсека.

– А вы хорошо играете, – похвалила его Сашенька. – Карен, конечно, тоже хорошо…

Перейти на страницу:

Все книги серии В.В.Михальский. Собрание сочинений в 10 томах

Том 1. Повести и рассказы
Том 1. Повести и рассказы

Собрание сочинений Вацлава Михальского в 10 томах составили известные широкому кругу читателей и кинозрителей романы «17 левых сапог», «Тайные милости», повести «Катенька», «Баллада о старом оружии», а также другие повести и рассказы, прошедшие испытание временем.Значительную часть собрания сочинений занимает цикл из шести романов о дочерях адмирала Российского императорского флота Марии и Александре Мерзловских, цикл романов, сложившийся в эпопею «Весна в Карфагене», охватывающую весь XX в., жизнь в старой и новой России, в СССР, в русской диаспоре на Ближнем Востоке, в Европе и США.В первый том собрания сочинений вошли рассказы и повести, известные читателям по публикациям в журналах «Дружба народов», «Октябрь», а также «Избранному» Вацлава Михальского (М.: Советский писатель, 1986). В качестве послесловия том сопровождает статья Валентина Петровича Катаева «Дар воображения», впервые напечатанная как напутствие к массовому изданию (3,5 миллиона экземпляров) повестей Вацлава Михальского «Баллада о старом оружии», «Катенька», «Печка» («Роман-газета». № 908. 1980).

Вацлав Вацлавович Михальский

Современная русская и зарубежная проза
Том 2. Семнадцать левых сапог
Том 2. Семнадцать левых сапог

Во второй том собрания сочинений включен роман «Семнадцать левых сапог» (1964–1966), впервые увидевший свет в Дагестанском книжном издательстве в 1967 г. Это был первый роман молодого прозаика, но уже он нес в себе такие родовые черты прозы Вацлава Михальского, как богатый точный русский язык, мастерское сочетание повествовательного и изобразительного, умение воссоздавать вроде бы на малоприметном будничном материале одухотворенные характеры живых людей, выхваченных, можно сказать, из «массовки».Только в 1980 г. роман увидел свет в издательстве «Современник». «Вацлав Михальский сразу привлек внимание читателей и критики свежестью своего незаурядного таланта», – тогда же написал о нем Валентин Катаев. Сказанное знаменитым мастером было хотя и лестно для автора, но не вполне соответствовало действительности.Многие тысячи читателей с неослабеваемым интересом читали роман «Семнадцать левых сапог», а вот критики не было вообще: ни «за», ни «против». Была лишь фигура умолчания. И теперь это понятно. Как писал недавно о романе «Семнадцать левых сапог» Лев Аннинский: «Соединить вместе два "плена", два лагеря, два варианта колючей проволоки: сталинский и гитлеровский – это для тогдашней цензуры было дерзостью запредельной, немыслимой!»

Вацлав Вацлавович Михальский

Современная русская и зарубежная проза
Том 3. Тайные милости
Том 3. Тайные милости

Вот уже более ста лет человечество живет в эпоху нефтяной цивилизации, и многим кажется, что нефть и ее производные и есть главный движитель жизни. А основа всего сущего на этом свете – вода – пока остается без внимания.В третьем томе собрания сочинений Вацлава Михальского публикуется роман «Тайные милости» (1981–1982), выросший из цикла очерков, посвященных водоснабжению областного города. Но, как пишет сам автор, «роман, конечно, не только о воде, но и о людях, об их взаимоотношениях, о причудливом переплетении интересов».«Почему "Тайные милости"? Потому что мы все живем тайными милостями свыше, о многих из которых даже не задумываемся, как о той же воде, из которой практически состоим. А сколько вредоносных глупостей делают люди, как отравляют среду своего обитания. И все пока сходит нам с рук. Разве это не еще одна тайная милость?»

Вацлав Вацлавович Михальский

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Текст
Текст

«Текст» – первый реалистический роман Дмитрия Глуховского, автора «Метро», «Будущего» и «Сумерек». Эта книга на стыке триллера, романа-нуар и драмы, история о столкновении поколений, о невозможной любви и бесполезном возмездии. Действие разворачивается в сегодняшней Москве и ее пригородах.Телефон стал для души резервным хранилищем. В нем самые яркие наши воспоминания: мы храним свой смех в фотографиях и минуты счастья – в видео. В почте – наставления от матери и деловая подноготная. В истории браузеров – всё, что нам интересно на самом деле. В чатах – признания в любви и прощания, снимки соблазнов и свидетельства грехов, слезы и обиды. Такое время.Картинки, видео, текст. Телефон – это и есть я. Тот, кто получит мой телефон, для остальных станет мной. Когда заметят, будет уже слишком поздно. Для всех.

Дмитрий Алексеевич Глуховский , Дмитрий Глуховский , Святослав Владимирович Логинов

Детективы / Современная русская и зарубежная проза / Социально-психологическая фантастика / Триллеры