Том 5. Одинокому везде пустыня

Сашенька сразу смекнула, что от нее хотят скрыть что-то очень важное. Она чуточку приоткрыла дверь и проследила в щелочку, как ее мать и Надя с младенцем торопливо пересекли их широкий двор и скрылись за углом. Недолго думая, Сашенька пустилась за ними следом, она пошла им наперерез через проходной подъезд, и скоро они попали в поле ее зрения. Куда они шли, пока было неясно. «Ну что ж, – решила Сашенька, – куда они – туда и я». Минут через десять стало понятно, что направляются беглянки прямиком к Елоховскому собору. Собор действовал. Нужно сказать, что с войной позиция власти предержащей в отношении верующих заметно смягчилась. И это было понятно: чтобы удержать дух народа на высоте, годилось все, и в первую голову старые средства, испытанные веками.

Анна Карповна и Надя с младенцем направились к черному ходу собора. Сашенька знала здесь каждый уголок, и ей не составило труда прокрасться за ними следом и пока не выдавать себя. В храме было пусто и полутемно, особенно со света, но через минуту-другую Сашенька присмотрелась: Надя с младенцем на руках приткнулась в темном углу и зверовато озиралась по сторонам – было сразу понятно, что не только в этом соборе, а вообще в церкви она в первый раз в жизни. Анны Карповны не было видно, значит, она скрылась где-то в боковой двери, наверняка ищет батюшку. Зачем? Теперь-то понятно. «Значит, маленькому Артему предуготована участь креститься в той же купели, что и Пушкину, – подумала Сашенька. – Что ж, быть тогда мне крестной матерью!»

Скоро появился низкорослый батюшка в темной рясе, а за ним Анна Карповна – по всему было видно, что они успели договориться.

– Ну, шо, молодайка, – весело обратилась Анна Карповна к Наде, – пан отець згоден[6].

И они деловито направились к купели, Надя с младенцем на руках поспешила за ними.

– А что армяненок, то не беда, – степенно говорил пожилой грузный батюшка, лица которого Сашеньке не было видно. – Я и китайчонка, было дело, крестил, а армяненок – это тебе не штука, армяне, они почти православные, а этот по матери тем более русак. Крещеного Бог лучше сохранит. А что армяненок, ничего, война и не такое спишет. По-моему, там воды нету, – заглянув в купель, добавил батюшка, – надо принести со двора. Если подкачать колонку, то, может, и набежит ведерко. Анна Карповна взяла от купели два пустых ведра и быстро пошла знакомой ей дорогой на выход. А как только она вышла, тут-то Сашенька и выдала себя, неловко переступив с ноги на ногу. Реакция у батюшки была мгновенной, только за пистолет не схватился.

– А вы почему здесь, гражданка?

– Саня, ты что, тебе нельзя! – испуганно зашептала Наденька. – Тебя накажут, ты что!

– А тебя? – усмехнулась Сашенька.

– Да я за ради Артемки на все готова! – вдруг горячо сказала Надя, сказала тоном, совершенно ей не свойственным, не слыханным от нее доселе.

– Я дочь Анны Карповны, – сказала Сашенька батюшке.

– А-а, это другое дело… А вы, барышня, сами крещеная?

– Да, я крещеная. И сейчас хочу быть крестной матерью этому мальчику Артему.

Анна Карповна принесла полные до краев ведра воды и сделала вид, что совсем не удивилась Сашеньке. Она слышала последние слова дочери, они ее не смутили, а только порадовали – в конце концов будь что будет! Сколько можно все это терпеть, молчать, таиться? Тем более не дело играть в дурика в храме Божьем!

Младенец крестился вполне благополучно и радостно, он даже не заплакал – имя ему было дано Артемий, а крестной матерью записана Александра Галушко.

Анна Карповна передала ребенка батюшке, и тот повесил на шею новокрещеному легонький оловянный крестик.

Из церкви Надя с Артемом побежала в общежитие – пришла пора сцеживать молоко, а Анна Карповна и Сашенька пошли вечереющими улочками Москвы к себе домой. Улочки были тихи и безлюдны, жара спала, они шагали не спеша и говорили между собой по-русски.

– Теперь тебя затаскают, – сказала мать.

– А как они узнают?

– Это элементарно. У них всё на контроле.

– Не успеют! – жестко сказала Сашенька. – Ма, ты прости, что я до сих пор молчала, но я, как и Марк…

– Понятно, – сказала мать после долгой паузы. – И что, в одну часть?

– Вряд ли. – Сашенька улыбнулась. – Какой он все-таки нудный…

– Просто у тебя другой на уме. Что о нем слышно?

– Софья Абрамовна говорит, что он на передовой, а где, она толком не знает, говорит – главный хирург, а чего – тоже толком не знает – то ли госпиталя, то ли целой бригады или армии. Говорит: семья за него хорошо получает.

– Слава богу! Хирург он, конечно, отменный, а что за человек, не знаю… И когда ты уходишь?

– Послезавтра с вещами, а куда – не знаю.

– Что ж, – сказала Анна Карповна, – дело военное, рассуждать тут не о чем. А может, оно и к лучшему – развеешься, встретишь кого…

– Мне никто не нужен.

– Нужен не нужен – жизнь подскажет. Только еще раз прошу тебя – не пей на фронте!

– Да ты что, ма? Ты что?