Том 5. Одинокому везде пустыня

– Товарищ начальник госпиталя, обижаете! – игриво воскликнула Клава. – Уже сообразила. Всё несут, а чаек при мне! – Тут же появились две поварихи со свертками, мисками. – Всё тип-топ, товарищ начальник госпиталя!

– Молодец, Клавуся! – растроганно похвалил ее Грищук. – Моя школа!

На этот раз Сашенька категорически отказалась пить спирт, и ее никто не неволил.

– А петь ты тоже не будешь? – крикнул из палатки Грищук.

Саша ничего ему не ответила. Петь ей не хотелось.

– Ладно, тогда мы своими силами, – громко, но миролюбиво добавил Грищук, – своими скромными силами!

И она осталась одна сидеть у дверей палатки, в которой мало-помалу налаживалось вечернее «чае питие». Объявление Грищука на вечерней поверке, а в особенности то, как отреагировали на него сослуживцы и сослуживицы, произвело на Сашеньку сильное впечатление.

Оказывается, что одному в радость, другому в тягость. Но разве она вчера родилась на свет и не знала этого? Знать-то знала, так остро и ясно почувствовала эту простую истину впервые. За брезентовой стенкой палатки мужчины пили, курили, говорили о будущем в том смысле, что «каша здесь заваривается все круче и круче», рассказывали не очень смешные анекдоты. А она все думала о зеленоглазой красавице Наташе, убежавшей в перелесок с рыданиями. Значит, у нее было что-то с Адамом? Наверняка. Но ведь он не мальчик, а взрослый мужчина, и странно его сейчас винить за то, что не дождался приезда в госпиталь графини Мерзловской… Все так, однако от этого не легче… Какая она, оказывается, ревнивая! Как все восстало в ее душе! «Да, я буду его ревновать. Еще как буду!.. Говорят: ревность унижает человека. Трудно сказать, насколько это верно, но а если ты не можешь с собою справиться, тогда что делать?»

Как говорили на собраниях: «Вопрос остается открытым». И еще сколько будет таких вопросов… А кошки скребутся и скребутся на душе.

– Не унывай! – неожиданно вышел из палатки Адам. Кажется, он понял, о чем она думает. Он слишком многое понимал в одно касание, почти как женщина… Он чувствовал то, что другим мужчинам было не дано.

– Хорошо, не буду! – пообещала Сашенька, и на душе у нее сразу полегчало. Она испытывала к Адаму такое же доверие, как к своей маме, и если бы ее попросили, например, найти замену слову «любовь», она сказала бы: «доверие».

Подъехала машина. Вернулся Коля. Адам проводил Сашеньку к грузовичку, помог ей взобраться в кузов.

Коля подошел к еще не закрытому брезентом заднему борту и доложил, что снабженец, который полетел в Москву, уверил его, что пакет будет у Сашиной мамы завтра.

– Ты представляешь! – восхищенно сказала Сашенька Адаму.

– Нормально. Они вылетают обычно ближе к полуночи и к утру бывают в Москве. Так что, я думаю, он не врет. И ему самому интересно сразу своего начальника повидать.

– Дай бог! – пожелала Сашенька.

Адам ловко снял сапог с ее больной ноги.

– А я думала, не снимется, как ты здорово!

– Да ладно уж! – польщенно отвечал Адам. – У меня с руками все в порядке.

– У тебя со всем все в порядке! – засмеялась Сашенька, умащиваясь на топчанчике. – Возвращайся к ребятам, а я пока так полежу, не раздеваясь. Мне без тебя будет холодно.

Адам пошел догуливать в мужскую компанию.

Сашенька лежала на топчанчике в своем домике-грузовичке и думала о том, какой разнообразный получился день, как пахли травы в их уголке, как нес Адам ее на руках по широкому полю, какой он крепкий, ловкий, умелый да еще и красавец писаный… Боже, неужели все это мне?! Она задремала, и ей приснился сон: стоит она во всем рваном, с голыми плечами в каком-то глухом дворе, окруженном серыми стенами с потеками дождя, и вдруг одна стена двинулась на нее, и ей не спастись, не уйти… Она хочет вскрикнуть от ужаса и не может.

– Ты чего кричишь? – потряс ее за плечо Адам.

– Ой, разве я кричала? Стена пошла на меня темно-серая, то ли земляная, то ли каменная. Я так испугалась! И мне казалось во сне, что хочу крикнуть и не могу…

– Сон не из лучших, – сказал Адам, раздеваясь.

– Тьфу! Тьфу! Тьфу! Куда ночь – туда и сон! Куда ночь – туда и сон! – присев на топчанчике, поплевала через левое плечо Сашенька.

– А ты суеверная?

– Конечно.

– И я суеверный. Это нормально. – Адам зевнул, выпитый спирт и долгая беседа с ребятами сморили его. – Ладно, иди ко мне!

XII

Тайными стараниями медсестры Нади с недавнего времени Анна Карповна была переведена из душной, мокрой, пропитанной парами хозяйственного мыла, карболки, хлорки и запахами грязного белья госпитальной прачечной на свое прежнее место – в посудомойку, в «затишок» между двумя могучими дубами, где, невзирая на войну, жили себе поживали старый волкодав Хлопчик, кошки-амазонки Туся, Муся, Марыся и Панночка, ежик Малой, а также единственный из оставленных на постоянное место жительства котят некто Мурзик, сумевший втереться в доверие к псу Хлопчику и даже спавший с ним в одной будке.