Том 5. Переводы. О переводах и переводчиках

Мы испробовали очень простой и грубый, но, думается, для начала достаточно показательный способ измерения точности: подсчет количества знаменательных слов (существительных, прилагательных, глаголов, наречий), сохраненных, измененных и опущенных-добавленных в переводе по сравнению с подстрочником. Так, в приведенном примере из «Давида Сасунского» сохраненными являются слова «Мысрамэлик», «Давид», «держать» и т. д.; измененными — «из железа» (однокоренной синоним), «посошок» (разнокоренной синоним); опущенными — «мать отправила его»; добавленных нет. На подробностях методики здесь нет возможности останавливаться, заметим только, что точность передачи существительных неизменно бывает в полтора-два раза больше, чем точность передачи остальных частей речи: видимо, подлинник «узнается» прежде всего именно по существительным. Выделим лишь два суммарных показателя, которые, как кажется, могут характеризовать перевод в целом. Во-первых, это показатель точности — доля точно воспроизведенных слов от общего числа слов подстрочника; во-вторых, это показатель вольности — доля произвольно добавленных слов от общего числа слов перевода (и то и другое — в процентах). Оба показателя дополняют друг друга; порознь они давали бы картину неполную: можно, например, представить себе перевод, старательно сохраняющий слова подстрочника, но еще старательнее заглушающий их множеством произвольных добавлений.

Перечислим показатели точности и вольности для ряда текстов из «Поэзии Армении» объемом в 50–150 слов (50 знаменательных слов — средний объем сонета, 150 и выше — отрывка из поэмы). «Давид Сасунский» (белый акцентный стих) — 58 % точности и 15 % вольности; Ав. Исаакян, «Абул-Ала-Маари» (сура 6: длинные стихи с парной рифмовкой) — 54 и 27 %; Саят-Нова, песни 1–2 (четверостишия с четверной рифмовкой) — 53 и 11 %, 33 и 35 %; Мецаренц, сонет 2 — 37 и 29 %, сонет 3 — 37 и 20 %; Тэкэян, сонет из Приложения к антологии — 46 и 24 %; Исаакян, «Я увидел во сне…», перевод Блока — 55 и 18 %, перевод Брюсова — 53 и 18 %; А. Чарыг, «Тринадцать лет ей…», перевод С. Боброва — 54 и 5 % (минимальный показатель вольности в нашем материале!), перевод Брюсова — 40 и 19 %; Иоаннисиян, «Умолкли навсегда…», перевод Бальмонта — 34 и 46 % (максимальный показатель вольности в нашем материале!); Туманян, «Ануш», п. 3, пер. Вяч. Иванова — 27 и 36 %[203].

Из этого ряда показателей прежде всего бросается в глаза разница между Брюсовым и Блоком, с одной стороны, Бальмонтом и Ивановым, с другой (последние больше добавляют в перевод своих собственных слов, чем сохраняют слов подлинника). Это и есть та разница между «точными» и «вольными» переводами, которая интуитивно ощущается всяким, а здесь только впервые объективно измерена. Далее, обращает на себя внимание постепенное нарастание вольности с постепенным усложнением строгости ритма (от акцентного стиха к ямбу) и строгости рифмовки (от белого стиха к сонетам). И то и другое налагало дополнительные ограничения на отбор слов: в белый стих вложить нужное содержание всегда легче, чем в рифмованный. Этот ряд можно продолжить, рассмотрев переводы в прозе, где стиховых ограничений нет совсем, а есть лишь стилистические. Брюсов прозу с подстрочника не переводил; подсчет по одному советскому переводу с узбекского подстрочника (роман Дж. Икрами «Поверженный» в переводе В. Смирновой, очень бережном и аккуратном) дал показатель точности 55 %, показатель вольности — 15 %, как в «Давиде Сасунском» Брюсова. Это значит: точность переводов Брюсова не только относительно высока (по сравнению с Бальмонтом и Ивановым), она еще и абсолютно высока — приближается к пределу, при котором перевод становится хорошо отредактированным подстрочником.