Том 5. Революции и национальные войны. 1848-1870. Часть первая

Бисмарк отнесся ко всей этой затее с величайшим хладнокровием, а пока его противники гонялись за тенями, ускользавшими у них из рук, он старался обеспечить себе поддержку России. В начале 1863 года в Польше вспыхнуло восстание. Для осуществления своих планов прусский министр нуждался в попустительстве парижского и петербургского кабинетов. Но дипломатическое сближение обоих этих дворов способно было парализовать его проекты; объединенные Франция и Россия нисколько не нуждались в Пруссии и не имели никаких оснований допускать подготовляемый Бисмарком переворот. В то время как Наполеон III дал себя увлечь в такие переговоры с Австрией и Англией, которые глубоко оскорбили русское правительство, Бисмарк пошел навстречу желаниям русского царя и предложил ему свою помощь, чем Александр II был чрезвычайно тронут.[185] С своей стороны, Наполеон III, убедившись в слабости австрийской поддержки, гораздо больше возмущался этой слабостью, которая отзывала коварством, чем лояльным и открытым воздержанием Пруссии.

Таким образом, к концу 1863 года общее политическое положение в Европе вполне благоприятствовало смелой инициативе Бисмарка. Австрия, обескураженная неудачей Франкфуртского конгресса, была сильно напугана принципиальными декларациями парижского кабинета; Франция восстановила против себя Россию и сама была настроена против Англии за ее нелояльное поведение; зато Пруссия завоевала симпатии Горчакова, тогда как в лагере ее противников царили несогласия и разброд. Смерть датского короля Фридриха VII (15 ноября 1863 г.) доставила прусскому министерству удобный предлог для начала действий.

Датская война. Ни в одном деле не дал Бисмарк таких поразительных доказательств силы и гибкости своего ума, а также сьоего совершенного презрения к писаному праву и традиционной морали, как в использовании вопроса о герцогствах. Лондонский протокол (8 мая 1852 г.) имел чисто временный характер. Пруссия и Австрия, признавая целость владений датской короны и наследия Христиана Глюксбургского, добились «разъяснений», дававших им возможность возобновить спор при первом удобном случае. В действительности здесь столкнулись два принципа; национальное чувство, требовавшее возвращения территории, большей частью населенной немцами, решительно восставало против трактатов, признававших права Дании. Горькие жалобы союзного сейма делали этот вопрос злободневным, и проницательный Бисмарк мог только потирать руки от удовольствия. «Здесь, — писал он, — мы имеем дело с таким вопросом, по поводу которого можно во всякое время начать войну, как только это позволит политическое положение Европы».

После смерти Фридриха VII герцог Фридрих Аугустенбургвский, несмотря на отречение своего отца, заявил притязание на герцогства. Общественное мнение Германии горячо высказалось в его пользу, и за ним последовал союзный сейм, хотя большинство немецких правительств примкнуло к Лондонскому протоколу. Шлезвиг, расположенный между Балтийским и Северным морями, со своим великолепным Кильским рейдом, являлся для Пруссии весьма соблазнительной приманкой. «Я всегда думал, — говорил впоследствии Бисмарк, — что присоединение Шлезвига к Пруссии составляет наилучшее из всех возможных решений вопроса».

Чтобы не взволновать Европу, он притворно выразил порицание неумеренности сейма, не признал прав герцога Аугустенбургского, жаловался только па то, что Дания нарушила постановления Лондонского договора, и предложил ей предоставить герцогствам требуемые этим договором гарантии и автономию. Прусская палата возмущена была проявленной Бисмарком слабостью и обвиняла его в том, что он предает иностранцам «Северную марку». Европейские державы, со своей стороны, введенные в заблуждение или желавшие потворствовать прусскому канцлеру, предоставили ему полную свободу действий, а Австрия, — где Рехберг, после испытанных им за последнее время неудач, желал сближения с Пруссией, но где правительство с ужасом отступило бы перед революционным решением вопроса, — последовала за ним. «В 1849 году мы убедились, — говорил Бисмарк, — что нехорошо выступать одному против четырех; два против трех — это более благоприятная пропорция». Рехберга со всех сторон предупреждали, что выгнать датчан из герцогств будет не трудно, но выгнать затем оттуда пруссаков будет не так-то легко. Он не отрицал опасности, но считал более благоразумным не дать Бисмарку действовать в одиночку.