Том 5. Революции и национальные войны. 1848-1870. Часть первая

Орсини и кризис 1858 года. Бомбы, брошенные перед Парижской оперой 14 января 1858 года итальянским заговорщиком Орсини, хорошо известным в Лондоне и высоко ценимым английской публикой в качестве политического лектора, убили не императора французов, а британское министерство. Напечатанные по бестактности Монитера приветственные адреса императору, называвшие Англию лабораторией политических убийств, страшно возмутили общественное мнение, а представленный министерством и направленный против иностранных эмигрантов билль произвел впечатление какой-то пошлости[216]. «Непопулярность лорда Пальмерстона, — писал принц Альберт, — превосходит всякое вероятие. Смешно слышать, когда старые его поклонники начинают говорить о нем. В палате общин ему почти не дали раскрыть рта». Министр защищался с величайшей резкостью, которая не принесла ему никакой пользы. Он был низвергнут большинством 19 голосов. Одни тори могли принять власть во время этого небывалого затмения его престижа.

Консервативная интермедия. Второе министерство Дерби — Дизраэли положило под сукно билль об иностранцах и осуществило две важные реформы. Оно отменило для депутатов обязательство владеть земельной собственностью. Этим оно покончило с освященной обычаем плутней, выражавшейся в том, что многие кандидаты заведомо ложно именовали себя землевладельцами. А затем оно решило давно уже поставленный вопрос о допущении евреев в парламент.

Министр иностранных дел лорд Мальмсбёри и сама королева в письме к Наполеону III тщетно старались предотвратить итальянскую войну. Дело итальянского освобождения, очевидно для всех связанное с военной славой Бонапарта, еще не пользовалось особенной популярностью. Потерпев неудачу с этой стороны, консервативный кабинет обратился к неизбежному, но вместе с тем и неразрешимому вопросу об избирательной реформе. Дизраэли хотел использовать к собственной выгоде и к выгоде своей партии реформистское движение, но составленный им законопроект устранял рабочие массы от пользования избирательным правом. Патриарху избирательной реформы лорду Джону Росселю нетрудно было добиться провала этого законопроекта. Общие выборы 1859 года, состоявшиеся в атмосфере тревоги, возбужденной французскими победами в Италии, не дали консерваторам нужного большинства, и молодой виг из аристократического рода, маркиз Гартингтон, заслужил свои первые парламентские шпоры[217], низвергнув консервативный кабинет.

Последнее министерство Пальмерстона (1859–1865). Для составления нового правительства по необходимости пришлось обратиться к старому дипломату-патриоту, хоть ему и исполнилось в то время уже 75 лет. Но ему нужны были выдающиеся товарищи — «министерство всех талантов» и едва ли не всех партий. В области внутренней политики премьера можно было считать консерватором. Бок о бок с ним очутились один знаменитый виг и один прославленный «пилит» — Россель в министерстве иностранных дел и Гладстон в министерстве финансов. Первый, конечно, поспешил внести очередной билль об избирательной реформе — обычное проявление его темперамента. Но в ту минуту он главным образом хлопотал об осуществлении принципа «Италия для итальянцев»; и в этой области ему несколько раз удалось восторжествовать исподтишка над Наполеоном.

Волонтеры и торговый договор 1860 года. Император французов, к которому Пальмерстон так хорошо относился и из-за которого он дважды лишился власти, со времени присоединения Ниццы и Савойи внушал министру только недоверие. И Пальмерстон спешил прежде всего принять меры против возможного французского нашествия, организовав фортификационные работы и сформировав корпус волонтеров.

Это не помешало министерству Пальмерстона заключить с Наполеоном III торговый договор, но последний был делом не столько премьера, сколько Гладстона и Кобдена. Не имея никакого официального титула, Кобден, незадолго до того отклонивший портфель министра торговли, пользовался за последние годы огромным политическим влиянием, а в Тюильри он был принят как уполномоченный английского народа по экономическим делам. Ни английский народ, ни его парламентские представители не были безусловно единодушны в своем одобрении этого договора. Фабриканты, задетые в своих интересах, старые противники свободной и манчестерской школы, шовинистически настроенные моралисты, испуганные опасностью, которой бордосские вина[218] угрожали британским добродетелям, — составили коалицию, но не могли устоять перед ораторским талантом канцлера казначейства Гладстона.