Том 5. Революции и национальные войны. 1848-1870. Часть первая

Ввиду деятельного вооружения Австрии и шумливой воинственности Баварии и Саксонии Мантейфель, сделавшийся после смерти Бранденбурга председателем прусского кабинета, отдал приказ о мобилизации армии, заявив, что он не преследует никаких враждебных намерений. Шварценберг, у которого уже не оставалось никаких сомнений, начал теперь действовать решительнее и потребовал от Фридриха-Вильгельма свободного пропуска для союзных войск в Гессен. Грёбену, командовавшему войсками в Гессене, были даны самые мирные инструкции «ввиду уважения, которое прусское правительство должно оказать правительству русскому». Ему не удалось предупредить небольшой стычки при Бронцелле (8 ноября); но офицеры поспешили прекратить сражение, а крайне взволнованный Мантейфель не замедлил дать Шварценбергу убедительные доказательства своего расположения; он заявил тем государям, которые остались верны Пруссии, что послед*няя отказывается от своих объединительных проектов, и высказал сожаление по поводу стычки при Бронцелле.

«Мы добились полной победы, — писал Прокещ-Остен, австрийский посланник в Берлине. — Здешнее правительство находится в самом затруднительном положении; его фиаско настолько колоссально, что притворство никого не обманывает». Но даже в этот момент король, «самым настойчивым образом просивший Шварценберга дать ему возможность явиться перед палатами», оговаривал свои права и обратился к прусскому парламенту с воинственным посланием: «он никому не угрожал, но требовал такого устройства Германии, которое соответствовало бы положению Пруссии среди остальных держав». Доведенный до крайности и увлекаемый своими союзниками, Шварценберг ответил ультиматумом, в котором заявил, что экзекуционный корпус дольше. ждать не может, и спрашивал, дан ли Грёбену приказ очистить ему дорогу.

Шварценберг требовал ответа. через сорок восемь часов. Припертый к стене король приказал Мантейфелю попросить у Шварценберга свидания, а так как последний, справедливо видевший в этой конференции лишь новую попытку промедления, не спешил дать согласия на свидание и не торопился отвечать на получаемые из Берлина депеши, то прусский министр по приказу своего повелителя отправился цаудачу в*Ольмюц; здесь он и встретился с князем Шварценбергом, приехавшим сюда против своей воли по требованию Франца-Иосифа (28 ноября). Посол Фридриха-Вильгельма находился в невыгодном положении для ведения переговоров, и продиктованные ему условия не были почетными: Пруссия не должна была оказывать никакого сопротивления союзной экзекуции в Гессене; она обязывалась не оказывать поддержки революционному правительству Голштинии и перевести свою армию на мирное положение. В награду за эти уступки Пруссии было обещано созвать в Дрездене конференцию для обсуждения реформы Германского союза.

Ольмюцское соглашение (29 ноября) вызвало в Пруссии взрыв яростного негодования. «Новая Пруссия похоронена», писала жена наследного принца, принцесса Августа. «В нашей истории нельзя найти ничего подобного, — писал Бунзену граф Пурталес. — Во всем этом есть нечто столь подавляющее, что я никак не могу подобрать подходящего выражения». Повсюду говорили о новой Иене. «Неудача какого-нибудь плана всегда связана с неприятным чувством, — сказал Мантейфель в прусском парламенте, — но на сильных и на слабых людей она производит неодинаковое впечатление. Сильный человек отступает на один шаг, по не упускает; из виду конечной цели и старается отыскать другие средства для ее достижения». Но эти неопределенные утешения не убедили большинство, и пришлось отсрочить заседания палаты.