Том 5. Революции и национальные войны. 1848-1870. Часть первая

Старопрусская партия легче примирилась с этой неудачей, которая закрепляла поражение революции. «Прусская армия, — отвечал Бисмарк ораторам, нападавшим на Ольмюцский договор, — не нуждается в представлении новых доказательств своего мужества. Честь Пруссии не требует, я в этом уверен, чтобы она играла в Германии роль Дон-Кихота». Что же касается короля, то он был чрезвычайно доволен возобновлением дружественных отношений с венским двором и продолжал взирать на будущее с доверием. Князь Шварценберг, огорченный тем, что из рук его ускользнула верная, как ему казалось, победа, нисколько не щадил его иллюзий, и тон его депеш отнюдь не отличался примирительным духом: «Все официальные объяснения газет производят жалкое впечатление, — писал он 19 декабря. — В них нет ни искренности, ни честности, и все сводится к хотению и не хотению, возможности и невозможности… Если в Берлине будут продолжать разговаривать на различных языках, говорить направо одно, а налево другое, то скоро обнаружится, что установившееся согласие носит чисто внешний характер». Далее Шварценберг резко напал на слова Мантейфеля, который пытался ослабить дурное впечатление, произведенное Ольмюцским договором: «Австрия, — говорил он в оглашенном циркуляре к своим агентам, — хотела показать, что ей претит воспользоваться своими громадными преимуществами для унижения Пруссии, но она ничем не пожертвовала ни для своей политики в Германском союзе, ни для политики своих союзников»; затем он сообщал о растерянности, господствовавшей при прусском дворе, о «сумасшедших депешах» Мантейфеля, о его поспешном отъезде на конференцию, добиться которой он не надеялся: «Император, мой августейший повелитель, не счел возможным отвергнуть столь скромно формулированную просьбу».

Дрезденская конференция и возвращение к старому порядку. Эти бестактные выходки нельзя объяснить одним деспотическим характером австрийского министра; он испытывал потребность щеголять своей победой, потому что чувствовал ее неполноту и непрочность. Пруссия, принужденная отказаться от своих проектов, избежала катастрофы и осталась довольно сильной, чтобы внушать уважение врагам; мелкие государи, восстановленные против Шварценберга, которого они упрекали в том, что он помешал им удовлетворить чувство мести, скоро вернулись к своей прежней политике колебания между Пруссией и Австрией; все их планы сводились теперь лишь к тому, чтобы установить между обеими великими державами равновесие, которое бы обеспечивало независимость маленьких германских держав.

На Дрезденской конференции (23 декабря 1850 г.) эти мелкие государи инстинктивно сгруппировались вокруг прусского делегата Альвенслебена, который требовал полного возвращения к условиям прежнего союза. Шварценберг предлагал учредить исполнительную директорию с довольно широкими полномочиями, в которой Австрия рассчитывала бы с уверенностью на большинство; он хотел, чтобы в союз были допущены все провинции австрийской монархии; таким образом, в случае нападения со стороны какой-нибудь иностранной державы, Австрия была бы защищена Германией. Мантейфель отнесся к этим предложениям с высокомерием: по его словам, Пруссия готова была согласиться на подобную реформу лишь в том случае, если ей предоставлено будет совместно с Австрией председательство во Франкфуртском союзном сейме. Он чувствовал за собой поддержку Европы.

Царь, замышлявший в то время нападение на Турцию и опасавшийся противодействия Австрии, отнюдь не желал, — чтобы последняя получила преобладание в Германии. Он отрицательно относился к внутренней политике австрийского правительства, находил, что оно не считается с его советами и что Австрия, столь многим ему обязанная, собирается проявить черную неблагодарность. Западные державы заволновались, а французское правительство представило меморандум, в котором, ссылаясь на трактаты 1815 года, самым энергичным образом высказалось против замыслов венского двора. Не менее решительно была настроена Англия, где принц Альберт являлся убежденным противником Австрии.

Шварценберг должен был скоро признать, что ему не удастся убедить большинство, и с грустью закрыл конференцию. В деле преобразования союзного устройства он так же мало добился успеха, как и Франкфуртский парламент или Пруссия. Объединительные попытки все без исключения разбивались о соперничество честолюбивых стремлений, сепаратистские тенденции государей и народов и о недоверие Европы. 13 июня 1851 года в союзный сейм вступило последнее из упорствовавших государств — княжество Вальдек, и сейм снова приступил к своим обычным заседаниям.