Том 5. Рукопись, найденная в ванне. Высокий замок. Маска

Он боролся с одышкой, улыбкой умоляя о снисхождении. Я ждал.

— Но если бы, представьте себе на минуту, если бы планов было больше? Не один вариант, не два, не четыре — но тысяча? Десять тысяч? Миллион? Выкрадут? Выкрадут, да, иу так что же... первый противоречит седьмому, седьмой — девятьсот восемнадцатому, а тот опять-таки всем остальным. Каждый твердит свое, каждый по-своему — который из ник настоящий? Который из них тот самый, единственный, наисекретнейший, который из них правильный?

— Конечно, оригинал! — вырвалось у меня почти против воли.

— Вот именно! — крикнул он с таким торжеством, что тут же раскашлялся.

Он просто давился кашлем, очки едва не слетели, в последнюю минуту он поймал их, и мне показалось, что они отделились от лица вместе с частью носа, но это, конечно, была иллюзия, отвратительная иллюзия; он весь посинел от кашля. Облизал ссохшуюся полоску губ. Сложил на коленях дрожащие руки.

— А значит... значит, тысячи сейфов... тысячи оригиналов... всюду, везде, на всех этажах — за замками, за цифровыми комбинациями, за засовами. Одни оригиналы, только они, имя им миллион, и каждый иной!

— Простите, — прервал я его, — уж не хотите ли вы сказать, что вместо одного стратегического или мобилизационного плана существует их множество?

— Да! Именно так! Вы поняли меня превосходно. Превосходно, скажу я вам...

— Допустим... но ведь должен же быть один настоящий, то есть тот, согласно которому, в случае, если уж до этого дойдет, если понадобится...

Я не докончил, пораженный переменой, произошедшей в его лице. Он смотрел на меня так, точно я мгновение ока превратился в какое-то чудовище.

— Вы так... полагаете? — прохрипел он. Он моргал ресницами, трепыхавшимися в золотых рамках очков словно засохшие мотыльки.

— Неважно, — произнес я медленно. — Допустим, все обстоит так, как вы говорите. Хорошо... только... какое мне до этого дело?! И — простите — какую это имеет связь с моей Миссией?

— С какой Миссией?

Он улыбался покорно, тревожно и приторно.

— С Особой Миссией, которую поручил мне... но ведь я говорил вам об этом в самом начале, верно?., которую поручил мне главнокомандующий, комендерал Кашенблейд...

— Кашен...?

— Ну да, Кашенблейд — не будете же вы утверждать, что не знаете имени своего командующего?

Он закрыл глаза. Когда он открыл их, на его лице лежала тень.

— Извините... — прошептал он, — разрешите, я покину вас на минутку? Один момент и...

— Нет, — твердо возразил я, а так как он уже вставал, мягко, но решительно взял его за плечо. — Мне очень жаль... но вы никуда не пойдете, пока мы не закончим то, что должны закончить. Я пришел за инструкцией и хотел бы ее получить.

Губы у старичка задрожали.

— Но... но... милостивый государь... как прикажете понимать это... этот...

— Причина и следствие, — сухо произнес я. — Прошу назвать мне задание, цель и содержание операции!

Он побледнел.

— Я слушаю!

Он молчал.

— Зачем вы рассказывали мне о множестве планов? А? Кто вам велел это делать? Не желаете отвечать? Очень хорошо. Время у нас есть. Я могу подождать.

Он сплетал и расплетал трясущиеся руки.

— Итак, вам нечего мне сказать? Спрашиваю в последний раз!

Он опустил голову.

— Что вы... что вы делаете? — крикнул я, хватая его за плечи.

Его лицо переменилось в одну минуту — синее, отекшее, страшное. Выпучив глаза, он впился губами в камень перстня на безымянном пальце. Что-то тихонько треснуло — словно металлический штифт ударился о металл, — и я почувствовал, как его напрягшиеся мышцы расслабляются у меня в руках. Секунда — и я держал в объятиях труп. Я отпустил его — он тяжело осел на пол, застывший, с совершенно бескровными губами, золотая дужка очков сползла, а вместе с ней — младенчески розовая, просвечивающая под сединой лысинка, и открылась прядь совершенно черных волос... Я стоял, вслушиваясь в громкий стук собственного сердца, — над мертвецом. Глаза метались по сверкающей комнате. Куда бежать? В любую минуту кто-нибудь может войти и застать меня с трупом человека, занимавшего ответственный пост... какой, собственно? Старший... старший — что?.. Шифрант? Подслушник? Не все ли равно! Я бросился к двери и посреди зала остановился. Пройду ли? Меня узнают. Второй раз не получится, это уже невозможно! Как объяснить? Как из этого выпутаться?

Я вернулся, поднял с пола мертвое тело, парик сполз — как старец вдруг помолодел после смерти! — я старательно натянул парик обратно, сдерживая непроизвольную дрожь, вызванную прикосновением к остывающему телу, и, ухватив его под мышки — нога волочились по полу, — спиной попятился к двери. Скажу, что ему вдруг стало нехорошо, — уловка, конечно, дика'я, однако не хуже и не лучше других. Плохо дело... плохо... вот уж влип...

Комната, в которой я разговаривал с ним перед тем, была пуста. Из нее можно было выйти двумя дверьми — одна вела в приемную, другая, должно быть, в коридор. Я усадил его за столом в кресле, он провалился в него, я попробовал исправить позу, но так было еще хуже, левая рука болталась, свисая с подлокотника; я бросил его и выбежал через вторую дверь. Будь что будет!

III