Том 5. Стихотворения 1941-1945. Статьи

Вождю, бойцам, стране родной,
Народу, вставшему за Родину стеной,
Поем восторженно мы славу!
Победа куплена великою ценой.
Враг не осилил нас преступною войной,
И отстояли мы Советскую державу!

Враг сломлен: сокрушен его военный пресс,

Посрамлена его военная кичливость.
Победу празднуют гуманность и прогресс
И мировая справедливость!

Как радостно звенят сегодня голоса!

Как солнце щедро шлет в столице, в селах, всюду
Весенний яркий свет восторженному люду!
Победный алый стяг взметнувши в небеса.
Ликует Родина. Живой воды роса
Упала на ее поля, луга, леса.

Победной гордостью полны – ее обличье,

Ее могучая краса,
Ее суровое величье!
Как многоцветен, как богат ее убор!
В победно-радостный, единый братский хор
Слилось народностей ее многоязычье!
Былинным нашим кузнецам,
Ковавшим мощную броню родным бойцам, –
Волшебную броню по ковке и по сплаву, –
Душевной красоте советских матерей,
Вскормивших сыновей – бойцов-богатырей,
Чьей бранной доблестью гордимся мы по праву, –
Народным подвигам в работе и войне,
Вождю народному и всей родной стране
Мы возглашаем гордо славу!

Статьи, письма

Автобиография *

Придворов, Ефим Алексеевич, крестьянин села Губовки Херсонской губернии Александровского уезда – таково мое подлинное имя и звание. Родился я 1/13 апреля 1883 года в вышеназванном селе. Помню я себя, однако, сначала городским мальчиком – лет до семи. Отец тогда служил сторожем при церкви Елисаветградского духовного училища. Жили мы вдвоем в подвальной каморке на десятирублевое отцовское жалованье. Мать с нами жила редкими временами, и чем эти времена случались реже, тем это для меня было приятнее, потому что обращение со мной со стороны матери было на редкость зверское.

С семи лет и до тринадцати мне пришлось вытерпеть каторжную совместную жизнь с матерью в деревне у деда Софрона, удивительно душевного старика, любившего и жалевшего меня очень. Что касается матери, то… если я остался жильцом на этом свете, она менее всего в этом повинна. Держала она меня в черном теле и била смертным боем. Под конец я стал помышлять о бегстве из дому и упивался церковно-монашеской книгой – «Путь ко спасению».

Спасение пришло с другой стороны. В 1896 году «волею неисповедимых судеб» попал я не в елисаветградскую обойную мастерскую, куда меня было уже сговорили, а в киевскую военно-фельдшерскую школу.

Жизнь в военно-учебном заведении – после домашнего ада – показалась мне раем. Учился я старательно и успешно. Казенную премудрость усвоил настолько основательно, что это сказывалось даже тогда, когда я был уже студентом университета: долго я не мог отделаться от военной выправки и патриотической закваски.

Влезши в военный мундир, когда мне было тринадцать лет, вылез я из него, когда мне пошел двадцать второй год. В 1904 году, выдержав экзамен в качестве экстерна за полный курс мужской классической гимназии, поступил я в Петербургский университет на историко-филологический факультет.

После четырех лет новой жизни, новых встреч и новых впечатлений, после ошеломительной для меня революции 1905–1906 годов и еще более ошеломительной реакции последующих лет я растерял все, на чем зиждилось мое обывательски-благонамеренное настроение. В 1909 году я стал печататься в короленковском «Русском богатстве» и очень близко сошелся с известным поэтом-народовольцем П. Я. (П. Ф. Якубовичем-Мельшиным). Влияние П. Я. на меня было громадно. Смерть его – через два года – перенес я как ни с чем не сравнимый в моей жизни удар. Однако только после смерти его я мог с большей независимостью продолжать свою эволюцию. Дав уже раньше значительный уклон в сторону марксизма; в 1911 году я стал печататься в большевистской – славной памяти – «Звезде». Мои перепутья сходились к одной дороге. Идейная сумятица кончалась. В начале 1912 года я был уже Демьяном Бедным. (Об этом см. статью тов. М. Ольминского в книге: «Из эпохи Звезды и Правды».)