Ввиду языческой опасности и возрастающего самоуправства властей этот новый Самуил усмотрел свой долг в том, чтобы окончательно устранить династию Ахава как источник соблазна. Эту мысль Елисей постоянно внушал Сынам Пророческим, жившим общиной в небольшом поселке близ Иерихона. Они должны были стать исполнителями его воли. Кроме них, Елисей рассчитывал и на поддержку израильтян, строго соблюдавших старые обычаи. Среди них наиболее известны были рехавиты, которые в знак протеста против разлагающего влияния цивилизации давал клятву жить только в палатках, не обрабатывать земли и не пить вина. В их глазах Ягве был Богом пустыни, Богом свободных кочевников-пастухов, а все, связанное с оседлостью и земледелием, они презирали. Понятно, что семейство Ахава они считали гнездом пороков. Были недовольные и среди военных, которых возмущали долгие и бесплодные войны с Дамаском. Таким образом, замыслы воинствующих ягвистов, настроения среди Рехавитов, крестьян и в армии подготовили почву для восстания.
Фрагмент включённой в Библию летописи дает яркую картину «Варфоломеевской ночи» Израиля и показывает, к чему ведет подмена духовной борьбы внешним насилием [3
].Шел 842 год. Царь Иорам осаждал заиорданский город Рамот, захваченный сирийцами. Во время перестрелок он был ранен и уехал в город Изреель залечивать рану. Однако осады Иорам не снял, желая во что бы то ни стало отвоевать крепость. Вместе с Иорамом уехал и его племянник и союзник Ахазия, царь Иудеи. Этот отъезд обоих царей из военного лагеря был легкомыслием, за которое они дорого поплатились.
Командование войском принял
Замешательство, вызванное этим признанием, было недолгим; опомнившись, военачальники поспешно постелили свои одежды под ноги избранника, а вскоре уже по всему стану тревожно завывали трубы и разносился крик: «Да здравствует царь Иегу!»
Подобного рода военные бунты нередко меняли ход истории на Востоке и на Западе. В данном же случае произошел не просто политический переворот, а совершилась попытка посредством военного заговора освободить народ от язычества и деспотии.
Трудно сказать, почему пророк Елисей выбрал для этой цели именно Иегу. Быть может, он вспомнил, что Иегу был свидетелем встречи Ахава и Илии в винограднике казненного Набота и должен был верить в пророчество о гибели династии. Но скорее всего как глава армии он был единственным в стране человеком, обладавшим реальной силой. Возможно также, что Иегу был как-то связан с рехавитами; во всяком случае, выбор Елисея был неслучайным.
Тем не менее удачным его назвать невозможно.
Хотя Иегу и проявил в нужную минуту находчивость и решимость, но коварства и жестокости у этого грубого солдата было куда больше, чем мудрости и справедливости. Впрочем, будь Иегу другим человеком, трудно было бы ожидать от него доброго, если вопрос о вере и справедливости он решал путем кровопролития и насилий.
После провозглашения Иегу царем события стали разворачиваться с необыкновенной стремительностью. Узурпатор дал приказ задерживать всякого, кто мог бы передать весть о мятеже царю, а сам вскочил на коня и, окруженный отрядом приспешников, помчался на запад, в Изреель. Он переправился через Иордан и, покрыв почти без остановок около пятидесяти километров, вскоре уже приближался к цели.
Караульный на изреельской стене еще издали увидел столб пыли, поднятой несущимся отрядом. Он поспешил к царю, и Иорам приказал выслать всадника навстречу: ему не терпелось узнать, с какой вестью едет отряд. Но посланный не вернулся, как не вернулся и второй, отправленный вдогонку. Между тем дозорный уже догадался, что во главе отряда едет Иегу; он узнал его по неистовой быстроте, с какой тот гнал лошадь. Царь решил, что в лагере что-то стряслось и, не подозревая заговора, сел в свою колесницу и выехал из ворот; за ним, тоже на колеснице, поспешил и Ахазия Иудейский. По роковому совпадению царь встретился с мятежниками близ виноградника Набота. «Мир ли, Иегу?» — в тревоге спросил он. «Какой мир, — грубо ответил тот, — при распутстве матери твоей Иезавели и ее волхвованиях?»