Том 5. Война. Земля родная. Алый мак. Фимиамы

«Признать, что всё на свете благо…»

Признать, что всё на свете благо,
Всё – чарование очей, –
Туманы деющая влага,
И зной драконовых лучей,

И ничему не прекословить,

Хотя б страшася и дрожа,
И утешение готовить
Себе в сверкании ножа,

И если скупо отмежёван

Безумной жизни тёмный путь,
И если крепкой цепью скован,
И цепи той не разомкнуть, –

Не унижаться до стенаний,

Тоской души не омрачать,
И мир безоблачных мечтаний
Не уставая создавать.

«Быть может, нисхожу я вниз…»

Быть может, нисхожу я вниз,
К долине тёмного заката,
Зато я никогда не грыз
И не преследовал собрата.

Не опалялся на того,

Кто больше взыскан громкой славой,
Не ополчался на него
Хулою зависти лукавой.

А если был порой суров,

И отвращался от ничтожных,
И не творил себе богов
Из мелких идолов и ложных, –

Прости меня, всезрящий Бог,

За верный труд всей долгой жизни,
За утомленья злых дорог
И за любовь мою к отчизне.

«Порой как будто онемеешь…»

Порой как будто онемеешь,
Ослепнешь и оглохнешь вдруг,
И сделать ничего не смеешь,
В заворожённый вкован круг.

Тогда к земле приникни телом,

Чтоб сердце на груди родной
Себя почувствовало целым
И слитым с жизнью мировой.

Впивай в себя земли дыханье,

И встанешь снова прям и смел
Взволнован чарами желанья
И волею к свершенью дел.

«Утомительной печали…»

Утомительной печали
Расторгая тёмный сон,
Кони Феба нас помчали
Под уклон.

Мчатся, мчатся, – не удержишь, –

По пустыням, по жнивью,
И напрасно камни вержешь
В колею.

Колесо по камню жёстко

Стукнет, вскрикнешь от толчка.
Мчится быстрая повозка,
Так легка!

Замирает, замирает

Сердце, чуть в груди стуча.
Чей-то вздох протяжно тает
У плеча.

Чьи-то пламенные крылья

Зыбко веют у лица.
Донеси свое бессилье
До конца!

Не соскочишь и не схватишь

Ни одну из лёгких спиц,
И ничьих наверх не вскатишь
Колесниц.

Мчите странника земного,

Кони Феба, под уклон!
Я внизу увижу снова
Ясный сон.

«Как в дни, когда в Москве пылала Пресня…»

Как в дни, когда в Москве пылала Пресня,
Так и теперь, во дни тяжёлых борьб,
Не замолчит тоскующая песня,
И не уймётся в сердце скорбь.

Твои ли очи петь мне запретили,

О кобра хитрая? Покорен я
Меня влекущей к песнопенью силе,
Великому восторгу бытия.

Грызи, – вот видишь, грудь моя открыта, –

Иль впейся медленно в мою пяту.
Моя печаль с напевом сладким слита,
Ласкает стих печальную мечту.

Отныне пусть вовеки не увидит

Моя печаль печатных чёрных строк, –
Моей тоски, ужалив, не обидит
Беснующийся лжепророк.

«Вьются пёстренькие птички…»