Том 5. Взвихрённая Русь

— — сидит на камушке Андрей Белый: на нем германская шапка без козырька и солдатская шинель с эполетами; эполеты — это два перекрещивающихся шнурка с маленькими черными орлами на конце, под орлами красные лоскутки, орлы свешиваются с плеч. И не в 9-ой он армии, а в 8-й офицером. Нос необыкновенно заостренный, как у Гоголя, а смеется, как Шишков.

«Что же ты теперь делаешь?»

«Солдат кормлю!» — и улыбается, как Шишков. «Ишь, ведь, думаю, как: Андрей Белый поваром сделался!»

Входим к П. Е. Щеголеву.

Там В. А. Жданов: он такой же, как в Вологде, только совсем седой.

Андрей Белый здоровается.

«Андрей Серый», — рекомендуется Андрей Белый.

«Владимир Анатольевич Жданов».

И они целуются.

И я поцеловался.

И когда целовался, подумал:

«При встрече после долгих лет надо целоваться подольше!»

«Как вы изменились, — говорит Жданов, — как напоминаете вы мне доктора Аусгусса и тут в щеках: Dr. Ausguss! — А это кто?»

«А это, — говорю, — Любовь Николаевна, сестра Надежды Николаевны, вашей жены».

И думаю:

«Что же это он не признает, неужели спутал?» «Аусгусс! Аусгусс! — Жданов качает головой, посматривая на меня с удивлением, — какое сходство!»

. . . . . . .

Мы в длинной комнате, у нас такой нет, и я знаю, что это не наша квартира.

Входит В. В. Розанов.

«Покажи мне кого-нибудь из 10-й армии!»

«Да кого ж я вам покажу, Василий Васильевич?»

«Ну, скорей, скорей. Дело важное, я здесь и напишу».

А я думаю:

«Кого ж мне показать: Виктора (моего брата) — ничего от него не добьешься, Соколова-Микитова — слова не выжмешь!» А Розанов очень волнуется, не присядет, а семенит так нетерпеливо.

И я понял: что-то очень важное происходит.

. . . . . . .