Том 5. Взвихрённая Русь

— — угощаю И. А. Рязановского яблочным пирожным: на сковородке прямо ножом целые поджаристые круги снимаю.

Слышу, наверху стучат.

Иван Александрович испугался: кто может стучать?

Тихонечко на цыпочках пошли мы в кухню — там плотники работали на кухне.

«Клим!» — покликал я.

Но никто не ответил.

«Климушка!» — пропищал как-то заискивающе И. А.

Кто-то отозвался:

«Готово, — и опять, — забираем!»

«Что?» — у И. А. дрожали коленки.

Да, это, конечно, был Клим.

И мы пошли наверх.

«Я говорил, что Клим!» — И. А. покраснел весь: страх его прошел.

Без пиджака, подпрыгивая, шел он сзади. Оказывается, лопнул водопровод и вот Клим заколачивал стену.

От лестницы по правую руку стена вся в картинах. Некоторые пришлось опустить и внизу их закрыли бочкой.

«Ольга Михайловна Альтшулер сказала, чтобы эти яблоки сохранить!» — показал Клим на покосившуюся картину, на которой были нарисованы какие-то собачьи хвосты в крапиве!

Кроме Клима со стеной работали еще три плотника. Клим что-то рассказывал.

«А главное произойдет в пятницу!» — сказал Клим и, поплевав себе на руки, ударил топором о стену.

И. А. присел, и из него вдруг пошел дым душный и едкий — —

А я очутился в магазине.

Продавщица Ольга Михайловна: одна нога утиная, другая куриная. А помогает ей Е. С. Пинес. Весь магазин завален яблоками. На стене надпись: «не для продажи».

В магазин входит мальчик.

«Glasspapier!» — говорит он.

О. М. завертывает что-то, а Пинес подает счет. Это большой лист с картинкой: нарисованы куры, а подписано — «вся власть советам».

Первая цифра — 1 р. 60 к. и затем колонкой мелко, не разобрать.

И выходит так: старые ботинки не починили, а сделали новые и эти новые продали, и теперь возвращают мне непочиненные старые, и я же должен заплатить и за новые проданные и за починку.

Я положил счет в карман:

«Я покажу это в Совете».

«Ради Бога! не делайте!»

«Нет, я это сделаю».

И снял я ботинки, швырнул в яблоки и в одних чулках вышел.

О. М. догоняет меня — одна нога утиная, другая куриная, — схватилась за руку:

«Не ходите!»

И вижу: очень взволнована.

«Не ходите! — просит, — там озеро, такая глубь, одни раки плавают».

А я никак не пойму: куда не ходить, какое озеро, какие раки?

И вдруг вспоминаю: «Glasspapier!» — и говорю: «Что же это Ефим Семенович давно яблоками торгует?»

«Какими яблоками?»

И вдруг, отпрыгнув, стала на кочку — одна нога утиная, другая куриная.

. . . . . . .