Два китайца перед дверью, как у билетного столика. Дверь широко раскрыта.
И я вижу: на страшной дали по горизонту тянутся золотые осенние березки, и есть такие — срублены, но не убраны — висят верхушкой вниз, золотые, листья крохотные весенние. «Вот она, какая весна тут!» — подумал я. В зал вошли пятеро Вейсов. Стали в круг. И один из Вейсов, обращаясь к другим Вейсам, сказал:
«Господа конты, мы должны приветствовать сегодняшний день: начало новой эры!» «Господа конты! — повторил я, — как это чудно: конты!» И подумал: «это какие-нибудь акционеры: у каждого есть «счет», и потому так называются контами. А сошлись эти конты, потому что тут единственное место, где еще позволяют собираться». И не утерпев, я обратился к Д. JI. Вейсу (Д. JI. Вейс служил когда-то в издательстве «Шиповник»):
«Почему вы сказали: конты»?
И вижу: смутился, молчит.
«Я об этом непременно напишу!» — сказал я. «Очень вам будем благодарны, — ответил Д. Л. Вейс, — у нас торговое предприятие».
И вдруг вспоминаю: не надо было говорить, что напишу, — писать запрещено! И начинаю оправдываться; и чем больше оправдываюсь, тем яснее выходит, что я пищу и, конечно, напишу. И совсем я спутался. И вижу: дама в сером дорожном платье — жена какого-то конта. Я ей очень обрадовался: я вспомнил, что эта дама помогала нам перевезти наши вещи сюда.
«И Б. М. Кустодиев тут, — сказала она, — он тут комнату снимает!»
Успокоенный, что дурного ничего не выйдет из моего разговора, я пошел к входной двери. И тут какой-то шмыгнул китаец — и мы вместе вышли на маленькую площадку — —
Перед нами огромная площадь — гладкая торцовая. Желтый свет. А по горизонту далеко золотые березы. Китайцы старательно скребут оставшийся лед.
«Это в Германии их приучили в чистоте держать!» — подумал я. И вижу, из залы выходит очень высокий офицер, похож на Аусема. Да это и есть О. X. Аусем, я его узнал. Но он не признает меня.
«Вас надо в штыки!» — сказал Аусем.
А я понимаю: он хочет сказать, что я должен отбывать воинскую повинность.
«Никак не могу!» — и я показал себе на грудь.
«У нас все заняты, — ответил Аусем, — одни орут... да вы понимаете ли: «орут»?
«Как же, одни пашут...»
И мы вместе выходим в зал.
«Вы из Кеми?» — спрашивает Аусем.
«Нет, — говорю, — я из Москвы».
«А где же ваша родина?» — он точно не понимает меня.
«Я — русский — Москва — Россия!» «Ха-ха-ха!» — и уж не может сдержать смеха и хохочет взахлёб.
И я вдруг понял: аи в самом деле — какая же родина? — ведь «России» нет!
IX
В ночь на Ивана Купала (по старому стилю) началась стрельба. Вчера убили графа Мирбаха. Я собрался в Василеостровский театр на «Царскую невесту», один акт кое-как просидел да скорее домой. Стреляют! И когда идешь, такое чувство, точно по ногам тебя хлещут. —
Восстание левых с-р-ов!
— — наверху в комнате стоит около стола Блок.
«Я болен!» — говорит он.
И вижу, он грустный. И тут же Александра Андреевна, его мать, в дверях.
«Лепешки, — говорит она, — по 3 рубля: два раза укусить».