Том 5 (XIII век, литература трагического века)

Достоверно Серапиону принадлежит пять «слов», почти все они довольно точно датируются по косвенным данным: первое написано около 1230 г., остальные — в последние два-три года жизни автора. Впоследствии под пером переписчиков произошло некоторое смещение или взаимное наложение текстов, но общая их тематика ясна: очевидец татаро-монгольского нашествия на Русь, Серапион с горечью всматривается в нравственное оскудение оставшихся в живых после погрома и борется за духовное очищение народа, временно порабощенного врагом. Объективно-беспристрастный (ср. его оценку завоевателей), справедливый (он не только упрекает своих современников, но и воздает им должное за их подвиги) и в меру терпимый (например, в рассуждениях об остатках язычества на Руси), он прежде всего патриот Руси — в конкретном, традиционном для конца XIII в. смысле; своими выступлениями он способствовал возрождению и укреплению русского патриотизма в самое тяжелое для Руси время, особенно твердо выступая против распрей удельных князей, раздиравших Русь на куски. Подобно митрополиту Кириллу, который покровительствовал Серапиону, Серапион в своих произведениях достигает высокой нравственной чистоты, выходя далеко за пределы церковной, формально обязательной для того времени морали; один из немногих интеллигентов своего времени, он четко осознал исторические задачи Руси в эпоху после Батыева погрома.

В своих произведениях Серапион опирается не только на клерикально-книжную мудрость (из Библии он извлекает лишь широко известные, броские афоризмы), но и на народную литературу (сказания, апокрифы), даже на бытующие в его время слухи и устную молву, связывая свои проповеди с наиболее важными событиями своего времени. Изложение он насыщает психологическими подробностями и образными сравнениями, внося в текст индивидуальные особенности своей творческой личности. «Слова» Серапиона произносились, а не читались, поэтому они столь динамичны, красочны и ритмичны. Автор широко использует русские слова, приспосабливая для своих слушателей и церковнославянский язык цитат; в целом язык его очень архаичен, что характерно для XIII в.

Пять «слов» Серапиона публикуются по спискам: Златая Цепь XIV в. РГБ, ф. 304/I, № 11; Паисиевский сборник около 1412 г. РНБ, Кирилло-Белозерское собрание, 297/1081; разночтения привлечены из нескольких русских Измарагдов (XIV в. РГБ, ф. 256, № 186; XV в. РНБ, Q.I.312) — по изданию: Петухов Е. В. Серапион Владимирский, русский проповедник XIII в. СПб., 1888, с. 1—15.

ПОСЛАНИЕ ЯКОВА-ЧЕРНОРИЗЦА К КНЯЗЮ ДМИТРИЮ БОРИСОВИЧУ

Подготовка текста, перевод и комментарии В. В. Колесова

ОРИГИНАЛ

ПОСЛАНЬЕ ИЯКОВА ЧЕРНОРИЗЬЦА КО КНЯЗЮ ДМИТРЕЮ БОРИСОВИЧУ

Добро бо от Бога къ Божию слузе начати,[870] великому князю Дмитрею отъ многогрешнаго черноризьца Якова.

Написалъ еси покаянье свое велми смирено, и жалостно слышати, понеже много с подъпаденьемъ. Да весть умъ твой, иже тя разумомъ кормить, рече Господь о покаяньи единого человека «Вси ангели радуются на небесехъ»,[871] и самъ хощеть обращенья, а не смерти, и на землю сниде не праведныхъ деля, но грешныхъ. Жертва бо Богу духъ скрушенъ, сердца смирена николи же не уничижить,[872] жертва бо Его подъ языкомъ ти, и законъ Его посреде чрева ти. И что ся съдеяло про мене, того всего простить тя Господь Исусъ, всего мира грехи вземъ, отъ тайныхъ твоих очистить тя.

Молюся Ему отъ сердца, что ли же уже минуло, то и мы слабеише будемъ, но буди всегда бъдръ и стражь телу своему, блюдися запойства, того бо Духъ Святый бегает, и гордости, сему Господь противится, и безаконьнаго смеса: всякъ бо грехъ кроме насъ есть, а блудяи свое тело оскверняеть.[873] Ни мужь честенъ не внидеть в калню храмину, а ли Богъ.

Соломонъ бо, се искусомъ приимъ, всемъ заповеда, глаголя:[874] «Не внимай бо любодеици, медъ бо каплеть отъ устъ ея, а послеже горчае золчи и чемери», «не стретай жены сничавы, отврати очи от жены красны», любодеянья бо жены во высоте очью. Да не удолееть ти похоть чюжея доброты, и во следъ очью не идеть сердце ти; видъ бо любодейци — стрела есть чемерита: уязви лицемъ и ядъ въ сердце вложи, и мысли аки мухи вязнуть в поставъ паучий, аки искра медливши в половахъ, пламеньмъ воспалится; неводъ бо сердце ея, и сети уды ея, и узы в руку ея, и ловление беседы ея, осилы устенъными заведеть во блудъ,— акы волъ поверъстъ последуеть ей на заколенье, аки песъ жажелемъ, а не весть, яко о души течеть. В доброте бо женьсте мнози заблудишася и пополъзнушася в пагубу, смертию въ адъ, жены бо честныхъ мужь душа уловляют.