Том 5 (XIII век, литература трагического века)

Егуптянини не взору ли Иосифову восхоте,[875] скорбь и до смерти въведе, и про сестру его Дину,[876] сикимляне погибоша[877] и Самсонъ, с ним же Духъ Господень хожаше, и Давидъ, его же Богъ обрете по сердцу си, и бысть рабъ очному взору и двое зло створи, и Амомонъ сестры ради Фамары зле убьенъ,[878] и Соломонъ паче всехъ человекъ[879] имея премудрость, женами погибе, и старци, судьи Вавилону,[880] похотеста Сусане, побьена от людей. И Господь, проведый душетленный вредъ, рече: «Всь возревый на жену въ похоти ея, уже прелюбодевьствовавъ во сердци».[881] Гнушаеть бо ся Господь нечестивыхъ мысли, паче же ражающаго ярь сердца и мудрующаго со сластохотеньемъ, акы Евга съ бесловеснымъ гадом беседуя, съ змиемъ: поползни бо суть змиевы мысли, въ дрязгахъ темных вредъ почивая, гнездятся и света не любять, но, акы нетопыреве, во тму пруть: во тме бо есть учитель их.

Мужества бо не дошедль и ни разума еще имея, что соблазнихомся? Абы не попустил и ныне уносит играти собою, варуйся чресъестественыхъ, сверепа бо есть похоть, акы дикая быль, о себе возникъши, на неделане ниве. Имаши силу и удолети сеи страхом Божиимъ, аки тяжарь оттребляти садъ железомъ чюжа прилогы, акы кормьчии волны минуя, направляемъ благодатью, и не съступи праваго пути. Имаши жену, матерь похотемъ, ея же ради остави отца и матерь и, по апостолу, не токмо не скверно ложе, ино честно.[882] Не сравнаеть бо ся смрадъ с вонею, ни зла воня со смрадом, ни безаконие со закономъ.

Живый въ чистоте, акы въ церкви святеи потыкаемъ свестью в горнии Еросалимъ, и тамо в первеньцехъ же вписанъ имаши быти, помня оного, иже по возлежании чертожнемь изгонима; гневъ и ярость на согрешившая удержи и умалиши грехы.

Яко молишися Бога — остави ми, якоже оставихъ,[883] благорасуденъ буди, да ни единого вреда на многие възидеть; ни мьщай врагу, пожди Господа,[884] дати поможеть: терпенье бо не на лици обретаеться, но въ сердци, не речью издаеться, но делом.

И бысть неприпорно ти слышати, чюдно указанье: седяи на херувимехъ, Вседержьць воины водимъ связанъ, седяи одесную Отца, на суде архиерею Пилату стоить, воспросим; и, слышавъ отъ него истину, гневаются; лице просветивше си паче солкца, безаконьникы ударяемъ, плеваху, храчюще на лице его; плюновеньемъ отъ рода слепаго исцеливъ, а прочая ведома ти. Аще бо божий Сыкъ и мышца господня се подъятъ от человекъ без греха сы за насъ, да мы, человеци, от человекъ тоже стража, не благодать воздаемъ, но искупаемся долгу.

Да не в годы мирныя Исусъ другъ буди, а в годъ ратенъ врагь.[885] Малъ квасъ око смутить, мало слово ярость родить и малыми болезньми большихъ изъбыти. Мужь бо терпеливъ по терпенью знаеться, Соломонъ рече: «Терпеливый лучши крепкаго обладый душею своею».[886] Мука есть в мысли тайна, симь и безъ железа можемъ быти мученици, аще бо бы молился за пакостьникы, того и беси бояться.

Полюби Христа, послушай глаголюща ко апостоломъ[887]: «Отъ сего вы разумеють вси, яко мои ученици есте, аще любите друг друга, а не аще чюдеса творите», и Павелъ рече[888]: «И аще имею веру, яко и горы преставляти, и раздаю все именье, любьве же не имею — ничтоже успею». Богословець рече[889]: «Любяй Господа преже и братью возлюби»: указъ бо первому второе. Любы и Богъ есть сынотворенье человекомъ досяжено, море смиренью, бездна — долготерпенью, источьникъ и огньнъ, елико въскипить, толико жажущего душю запалить. Аще и чюдесы подражати апостолы хощеши, и се ти мощно: они хромым ходити створиша и рукы сухымъ исцелиша, а ты храмлющая о вере научи, и нози текущихъ на игры къ церкви обрати,[890] и руце исъсохши от скупости к нищимъ на подание простерти створи. И, страстемъ ихъ подражатель хотя быти, аще борения таковаго несть, но венцемъ такимъ не отступило время — и не отстала бо рать дьяволя, не гонять бо человеци, но беси, не мучитель, но дьяволъ. Они терпеша огнь, звери и мечи остры, а ты похоть възгарающюся и мысли зверины изутрь востаюша и языкы злыхъ человекъ, по реченному, обостриша, яко копья, языки своя.[891] Сего ради Павелъ велить присно вооруженым быти: милостивии помиловани будуть, милость бо на суде при всемь лишше хвалима есть и смерти избавляеть. «Сеяи щадя, щадя и пожнеть»,[892] рече Павелъ. «Все вашею любовью да бываеть». И се ти будеть указъ: Ефъфая князя единородная дщи и убогия вдовы две меднице,[893] не веде, сровналъ ли будеть? Кому то принесени быша правила, своего не остави противу силе, се же бы добро в тайне: девица бо хранима и любима внешними,[894] аще ли исходить, то всемъ годе есть, от инехъ прокудима.

Буди, аки пчела, извону нося цветы, а внутрь сты делая, да не дымъ въ солнца место примеши. И не рцы, что зло творя: «Аще бы се не годно Богу, не попустилъ бы самъ». Власть далъ есть человеку нераскаяненъ даръ его: не терпить идолослужащимъ и отметающимся его, и еретиком, и дьяволу. Или, готову имея целбу покаяньи, и будеши часто огражаяся, еже не любо Богу?