Том 5. Жизнь и приключения Николаса Никльби. Главы I-XXXI

— Ну, будь по-вашему! — вскричал йоркширец, тяжело ударив кулаком по столу. — Вот что я скажу: пусть черт заберет мои кости и тело, если я буду дольше это терпеть! Ступайте вместе со мною домой, а этому молодому шептуну скажите, чтобы он поостерегся, как бы ему не остаться с проломанной башкой, когда он в следующий раз попадется мне под руку.

— Боже милостивый, что это значит? — с притворным изумлением воскликнула мисс Прайс.

— Ступайте домой, говорю вам, ступайте домой! — сердито крикнул йоркширец.

А когда он произнес эти слова, мисс Сквирс залилась потоком слез, вызванных отчасти нестерпимым раздражением, а отчасти тщетным желанием расцарапать кому-нибудь физиономию своими прекрасными ноготками.

Такое положение дел создалось по многим причинам. Оно создалось потому, что мисс Сквирс стремилась к высокой чести выйти замуж, не имея для того достаточного основания. Оно создалось потому, что мисс Прайс уступила трем побуждениям: во-первых, желанию наказать подругу, притязавшую на соперничество с ней без всяких на то прав; во-вторых, собственному тщеславию, побудившему ее принимать ухаживание изящного молодого человека; и, в-третьих, стремлению доказать торговцу зерном, какой великой опасности он себя подвергает, откладывая празднование их бракосочетания. А Николас вызвал его тем, что на полчаса предался веселью и беззаботности и очень искренне хотел избежать обвинений в неравнодушии к мисс Сквирс. Поэтому и примененные средства и достигнутые результаты были самыми естественными, ибо молодые леди до скончания веков, как делали они это испокон веков, будут стремиться к замужеству, оттеснять друг друга во время бега к алтарю и пользоваться каждым удобным случаем, чтобы в наивыгоднейшем свете показать свои преимущества.

— Смотри-ка! А теперь Фанни расплакалась! — воскликнула мисс Прайс, как будто снова изумившись. — Что же это случилось?

— О, вы не знаете, мисс, конечно, вы не знаете. Прошу вас, не трудитесь расспрашивать, — сказала мисс Сквирс и изменилась в лице — «состроила гримасу», как говорят дети.

— Ну уж, скажу я вам! — воскликнула мисс Прайс.

— А кому какое дело, что вы, сударыня, скажете или чего не скажете? — ответила мисс Сквирс, делая новую гримасу.

— Вы чудовищно вежливы, сударыня, — сказала мисс Прайс.

— К вам, сударыня, я не приду брать уроки в этом искусстве, — отрезала мисс Сквирс.

— А все-таки незачем вам трудиться и делать себя еще некрасивее, чем вы есть, сударыня, потому что это совершенно лишнее, — подхватила мисс Прайс.

В ответ мисс Сквирс очень покраснела и возблагодарила бога за то, что у нее не такое дерзкое лицо, как у иных особ. В свою очередь мисс Прайс поздравила себя с тем, что не наделена такими завистливыми чувствами, как иные люди, после чего мисс Сквирс сделала общее замечание касательно знакомства с особами низкого происхождения, с которым мисс Прайс вполне согласилась, заявив, что это и в самом деле совершенно верно и она давно уже так думала.

— Тильда! — с большим достоинством воскликнула мисс Сквирс. — Я вас ненавижу!

— Ах, я тоже вас ненавижу, — заявила мисс Прайс, судорожно завязывая ленты шляпки. — Вы себе глаза выплачете, когда я уйду. Вы сами это знаете.

— Я презираю ваши слова, вертушка! — воскликнула мисс Сквирс.

— Вы мне говорите очень лестный комплимент, — ответила дочь мельника, низко приседая. — Желаю вам спокойной ночи, сударыня, и приятных сновидений!

Послав на прощание это благословение, мисс Прайс вылетела из комнаты, сопутствуемая дюжим йоркширцем, который обменялся с Николасом тем особенно выразительным грозным взглядом, каким графы-забияки в мелодрамах уведомляют друг друга, что они еще встретятся.

Не успели они уйти, как мисс Сквирс исполнила предсказание своей бывшей подруги, дав волю обильнейшим слезам, горько жалуясь и что-то бессвязно бормоча. Несколько секунд Николас стоял и смотрел, хорошенько не зная, что делать; но, не уверенный в том, окончится ли этот припадок поцелуем или царапаньем, и почитая ту и другую беду равно приятной, он потихоньку удалился, пока мисс Сквирс хныкала в свой носовой платок.

«Вот следствие, — подумал Николас, когда ощупью пробирался в темную спальню, — вот следствие моей проклятой готовности приноравливаться к любому обществу, с каким сведет меня случай. Если бы я сидел немой и неподвижный, а я мог так сделать, — ничего бы этого не произошло!»

Несколько минут он прислушивался, но все было тихо.

— Я обрадовался, — бормотал он, — и ухватился за возможность отвлечься от мыслей об этом отвратительном доме и о его гнусном хозяине. Я поссорил этих людей и нажил себе двух новых врагов там, где, небу известно, мне ни одного не нужно. Это справедливое наказание за то, что я забыл хотя бы на час, что меня теперь окружает!

С этими словами он пробрался среди множества измученных спящих и лег на свою жалкую постель.

Глава Х,

Как обеспечил мистер Ральф Никльби свою племянницу и невестку